Семь походов в Саяны совершил известный пензенский турист Валерий Косогоров.Удалённость этого района, сложность маршрутов и пеших, и водных, и лыжных, трудность попадания к началу маршрутов и сход с них после окончания обусловили то, что этот красивейший район не стал до сих пор популярен в среде туристов, а зря. Лет тридцать назад пензенские туристы, особенно водники, были частыми гостями в этих горах, в которых можно разработать и пройти маршрут на любой вкус.
Конечно, многие помнят из школьной географии, что есть такой горный район где-то за Алтаем в Восточной Сибири, но мало кто представляет себе грандиозность этого района, его дикость, суровость таёжных горных хребтов, неукротимый нрав его бесчисленных рек, безлюдность огромных пространств и его необычайную красоту. Сейчас, после распада СССР, это чуть ли не единственный горный район, который целиком остался в России. Даже Алтай приходится делить с Казахстаном. А Саяны целиком российские, и это очень и очень хорошо.
Удалённость этого района, сложность маршрутов и пеших, и водных, и лыжных, трудность попадания к началу маршрутов и сход с них после окончания обусловили то, что этот красивейший район не стал до сих пор популярен в среде туристов, а зря. Лет тридцать назад пензенские туристы, особенно водники, были частыми гостями в этих горах, и я пишу эти заметки отчасти с целью напомнить молодёжи о существовании такого замечательного района, в котором можно разработать и пройти маршрут на любой вкус.
Я был в Восточных и Центральных Саянах семь раз, и не прочь бы побывать ещё, да вот возраст, силёнки. В 1968, 1969, 1977, 1984, 1985 годах это были сложные горно-таёжные походы с перевалами, восхождениями и последующими сплавами на плотах по горным рекам Хамсаре, Бий-Хему, Агулу, Китою, Гутаре. В 1972 году был горно-пешеходный переход через самый центр этого горного района. В 1990 году – участие в зимних сборах Иркутских альпинистов в Тункинских Альпах (апрель-май в Восточных Саянах ещё зима, с морозами, снегопадами и т. д.).
Валерий Косогоров в одном из Саянских походов
Первый поход в Саяны. 1968 год
Итак, 1968 год. Я ещё молодой, но уже довольно опытный турист, езжу на соревнования по
Группа у нас собралась небольшая – шесть мужиков и завхоз Нина. Все молодые, амбициозные, с солидным походным опытом. Дорога долгая. В поезде всё что-то сортируем, шьём, ремонтируем, играем в преферанс, орём песни под гитару.
Прибыли в Слюдянку. По паспорту это моя родина, но меня вывезли оттуда в трёхлетнем возрасте, и в душе почему-то ничего не вздрогнуло. Полюбовались Байкалом и автобусом выехали в посёлок Кырен, откуда «кукурузником» должны были вылететь в посёлок Орлик у подножия Восточного Саяна. В Сибири так говорят: не Саяны, а Саян. Ожидание рейса в Кырене запомнилось несколькими эпизодами.
Шоссе в посёлке ослепительно сверкало на солнце, так как в качестве щебёнки был использован белый мрамор.
На пути из посёлка к лётному полю к нам привязались местные подростки с далеко не мирными целями. В бегство их обратил направленный в их сторону фотоаппарат с обещанием переслать фото в милицию.
Картинка в столовой (по-бурятски «бозная», «позная»). Бозы, позы, манты – это такое сибирского блюдо типа здорового пельменя, которое местные ели руками, слизывая языками жир, текущий до локтей. Для «полного счастья» один из аборигенов, проходя от двери к раздаче с криком «Дай мне два боза!» оглушительно испортил воздух. После этого в нашем коллективе это мероприятие называлось «выдать бозу»!
Шоссе из белого мрамора
Перелетаем в Орлик и оттуда, взвалив на себя тяжеленные рюкзаки, направляемся в горы. На аэродромном поле в Орлике валяемся на травке возле горы рюкзаков. Травка какая-то неказистая, сплошной ковёр с какими-то блеклыми цветами. Неожиданно один из нас говорит: «А ведь мы валяемся на эдельвейсах!» Возмущаемся: «Да ты что? Офигел? Эдельвейс – мечта каждого начинающего туриста-альпиниста! А тут что-то типа одуванчиков!» Спорим и… проигрываем спор. Это действительно эдельвейс Саянский! И здесь на него никто не обращает внимания: трава – она и есть трава.
Первые километры сразу показали, что это не Кавказ. Дело не в красотах, которых мы в начале маршрута практически не замечали. Дело в чудовищных рюкзаках, которые прижимали нас к земле. Это сейчас «гортексы», «полартексы», сублимированные калорийные продукты и т. п., а тогда это был брезент, вата, консервы, брикеты на весь линейный маршрут, на много дней вперёд. На одном из участков я, увидев, что группа остановилась на привал, сбросил опротивевший рюкзак и дотащил его к месту привала волоком.
Постепенно продукты съедались, рюкзаки легчали, организм «втягивался» в походный
На следующий день красноярцы наскоро связали плот, побросали на него рюкзаки и стройматериал, оттолкнулись шестами от берега и со словами: «На ходу достроим!» поплыли вниз по Тиссе. Ошеломлённые такой бесшабашностью, мы остались на берегу с раззявленными ртами. Вот и верховья Тиссы. Лезем вверх по притоку, мимо озёр, к перевалу, от которого можно подняться на пик Топографов. Жара, рюкзаки тяжёлые, пот заливает глаза. За очередным подъёмом видим стайку голых девиц, загорающих на камнях у озера. Мираж? Да нет, слышны голоса. Кто они и откуда, не узнали, так как близко не подходили, а хотелось! Это были последние люди, которых мы видели, вплоть до посёлка Хамсара (Чазылар), до которого добирались две недели по дикой безлюдной тайге. Вот и ледничок под пиком. Сложностей никаких, просматривается выход на скалы. Это на завтра. А пока ставим палатки среди цветов. Ужин,
То самое озеро у пика Топографов
Здесь несколько различных источников. Есть питьевые холодные от болезней
Через много лет, в другом Саянском походе, мы для интереса подстрелили и сварили настоящую кедровку. О каком жёстком мясе писали москвичи? Это натуральная, резиноподобная ворона! А пока поход продолжается. Проходим мимо очень красивого водопада на реке Соруг. Мощь и дикость. Идём в основном звериными тропами. Скоро Хамсара. По нашим схемам она недалеко, километра 4-5. Сворачиваем со слабой тропы и идём по азимуту. Лучше бы этого не делали! Кочки, кустарник, бурелом. Эти несколько километров отняли у нас целый день и остатки сил. Наконец, Хамсара. Красивая, мощная, быстрая река. Приступаем к строительству плота. Я до этого плавал на шлюпках, байдарках. По Белому Черемошу сплавлялся на комбинации из деревянного настила и спасательного понтона. Полностью деревянный плот на ронжинах, с саянскими выносными подгребицами и шестиметровыми гребями, вытесанными из сырых елей, были для меня в диковинку. Два дня напряжённой работы – и берега стремительно проносятся мимо. На первых километрах серьёзных порогов нет, поэтому успеваем приспособиться и приноровиться. Основные пороги Круглый, Рябой, Большой Кижи-Хемский – далеко впереди. Сначала нас ждёт встреча с таёжным посёлком Чазылар, в котором расположен леспромхоз, и куда изредка летают «кукурузники» из Кызыла.
Строительство плота
Вот и посёлок. Деревянные избы разбросаны по берегу, но не видно ни души. Причаливаем, привязываем плот и идём по посёлку. Наконец, навстречу попадаются два бородатых мужика. У одного борода чёрная, как смоль, у другого – белая, как снег. Русские. Останавливаемся, здороваемся, знакомимся. Мужики – ссыльнопоселенцы. После лагерей сосланы в эту глушь, где живут и работают в Тувинском леспромхозе. Живут в хороших деревянных избах. Приглашают в гости. Обещают баню, ночлег. На наш вопрос о том, где остальное население, отвечают: «На конце деревни у мини-аэродрома находится магазин. Все там. Две недели не было самолёта, и сегодня он прилетел. Теперь пока не выпьют пару самолётов, не разойдутся!» Идём на край деревни. Картина ужасающая. Все, включая, малых детей, вповалку пьяные. На
Деньги принимают с большим удовольствием, так как все здесь затариваются под запись в амбарную книгу. Ошеломлённые увиденным, возвращаемся к «бородачам». Топится банька, булькают котлы с каким-то варевом-жаревом. Остаёмся на ночлег. У чернобородого собаку-лайку зовут Нина. Единственную женщину в нашей группе тоже зовут Нина! Шуткам и подковыркам нет конца. Спать в эту ночь почти не пришлось. Старикам за столько времени попались свежие русские собеседники! Слушаем замысловатые истории.
Чернобородый – сибирский казак. Был у колчаковцев. После Гражданской войны осел в Туве (до 1944 года Тува была условно самостоятельным государством). Потом пришла Советская власть, с нею – лагеря, потом – ссылка. После ХХ съезда КПСС разрешили уезжать. Но ему ехать некуда и не к кому.
Сложней история у белобородого Прокофьевича. Умное, интеллигентное лицо, грамотная речь, очень интересные жизненные наблюдения. Воспоминания о Париже, где он был на соревнованиях боксёров ещё до войны. Полковник Советской армии. Затем – лагеря, и вот – бессрочная ссылка. Пишет заявления в Президиум Верховного Совета. Ответа нет.
Проговорили почти до утра. Нам открылся такой пласт жизни, о котором в те годы мы и не подозревали. Утром тепло прощаемся и снова в путь.
Начинаются пороги. За порогом Рябой на берегу видим зимовье. У берега стоит длинная плоскодонка с мотором. Рядом суетится мужичок. Представляется Костей. «Располагайтесь в избе, – говорит он, – я сейчас свежей рыбки вам привезу». Пока мы разгружались, располагались, появляется хозяин. Половина лодки завалена трепещущими щуками, хариусами, ленками. Знакомимся, готовим ужин. Снова беседа затягивается далеко за полночь. Константин в этом зимовье живёт вдвоём с напарником. «А где же напарник?» – спрашиваем мы. «А он поехал за водкой» – отвечает хозяин Костя. Захотелось мужикам
Костя – потомственный охотник-промысловик. Пока он был в тайге на промысле, жена гульнула на стороне. Он пришёл из тайги, всё узнал (а что в таёжном посёлке можно утаить?), заперся в избе и обстреливал всю улицу, пока не кончились охотничьи припасы. Повезло, что ни в кого не попал. Получил 8 лет, из которых пять проработал в Красноярске на подземном заводе и вот теперь в тайге, в леспромхозе. Выделили им громадный кусок тайги (княжество, с его слов), дали лошадь, моторы, оружие и т. п. Набирают они с напарником в долг продукты, припасы и т. п. и уезжают в тайгу. Работа идёт круглый год. Охотятся, бьют белку, рыбачат, заготавливают грибы-ягоды, валят лес, с помощью лошадёнки стаскивают брёвна к воде, осенью вяжут плоты, загружают их бочками с дарами природы, сплавляют вниз в контору леспромхоза, сдают, рассчитываются со старыми долгами, остальное пропивают. Затем снова набирают в долг продукты и припасы, и снова в тайгу до следующей осени. И так который год подряд! Вы можете себе представить такую жизнь?
Утром, перед тем, как нам отчалить, Костя спросил: «А что в Чазыларе Прокофьевич рассказывал? Врал, поди, что он полковник Советской армии? Никакой он не полковник, а майор, и не Советской армии, а Власовской!» И, глядя на наши оторопелые физиономии, мило рассмеялся. В те годы многие уголовники «косили» под политических, и не это нас удивило. Удивило то, что такой милый, интеллигентный человек, начитанный, рассудительный и вдруг – «власовец»! Долго плывём молча. Может, Костя соврал? А зачем? Так и осталось это для нас загадкой.
Через пару дней приплываем в Ырбэн. На лётном поле стоит АН-2. Он загружен кирпичами. В тайге глины нет, и кирпичи для печей туда доставляли по воздуху. Наша задача – выгрузить кирпичи, загрузить бочки с солёной олениной, маринованными грибами и хариусами. Интересно, кто всё это тогда ел? Вы помните на прилавках маринованного хариуса? Загружаемся сами. Расклиниваемся между ящиками и бочками. Самолёт несётся по кочкам и – всё! Прощай, тайга! Вот и Кызыл. Фотографируемся у обелиска «Центр Азии». Привязываем к рюкзакам упаковки с наидефицитнейшими тогда китайскими термосами, которые в местных магазинах навалены были до потолка, и летим на Москву. Так завершился мой первый поход в Восточные Саяны. Впечатлений было столько, что я надолго привязался к этому удивительному району и, если бы была возможность, с удовольствием сходил бы туда ещё и не раз!
Походы в Саяны.Бий-Хем. 1969 год
На следующее лето – снова в Саяны. От прошлогодней группы осталось четверо, и добавился один новый парень. Идёт 1969 год. Страна готовится отмечать 100-летие В. И. Ленина. Отличный повод раскрутить профком на оплату дороги в поход и обратно. Правда, для этого придётся заехать в Шушенское, чтобы поставить в маршрутной книжке местную печать. В Ачинске пересаживаемся на местный поезд, идущий в Абакан. При подъезде к Абакану поезд резко замедлил ход. Через реку переправляемся по временному мосту. Шпалы, рельсы положены прямо на землю. Рядом разрушенный капитальный мост с погнутыми фермами. Оказывается, в тот год была очень снежная зима, а в мае месяце в горах прошли тёплые дожди. Выше города было водохранилище, которое переполнилось талой водой. Ночью плотина не выдержала, её снесло, и шестиметровый вал ледяной воды прошёл через спящий город. О числе жертв история умалчивает. В России никогда не любили и не умели считать человеческие души.
Ходим по Абакану. На столбах – ветки и пучки соломы, по которым можно судить об уровне волны. На всех углах распродажа подмоченного товара из затопленных складов. Цена стандартная. Всё идет по 15 копеек. Пачки сахара и пачки папирос, будильники и кожаные сандалии. Я купил за 15 копеек красивые сандалии, переобулся, но до вокзала в них не дошёл – расползлись. Материя продавалась штуками. Штука – 1 рубль. Какая-то сельская семья загрузила этими штуками подводу, и тут же безжалостно кромсает материю ножами и ножницами, выбирая куски, которые ещё можно пустить в дело. Посылаем гонца с маршрутной книжкой в Шушенское. Он привозит заветную печать в маршрутке и рассказывает, что видел церковь, в которой венчались Ленин и Крупская. Вот тебе и «воинствующие атеисты»! Нас эта
Горное озеро в Саянах
Вот и знакомый нам Кызыл. Едем в аэропорт, и в тот же день улетаем в самый центр Тоджинской котловины в посёлок Тоора-хем. Это райцентр. Несколько десятков деревянных домов и две автомашины. Их доставили сюда в разобранном виде по воздуху, здесь собрали. Они ездят по единственной дороге от посёлка к озеру Азас.
Саянские цветы «огоньки» («жарки»)
Подъехали в кузове и мы. У озера летняя ферма. Лошади, олени. Тувинцы угощают кумысом. Вкусно, но гигиена настораживает. На озере стоят моторные лодки. Договариваемся с рыбаками, и они отвозят нас в верхний конец озера, откуда и начинается, собственно, наш маршрут. Моторки ушли, и мы остаёмся наедине с природой. Дальше надежда только на себя и счастливую звезду.
Данных о районе очень мало. Какие-то схемки, синьки и книжонка «Путешествия в Саяны», дающая очень поверхностные и не всегда достоверные сведения о районе. Здесь встречаем группу отставных вояк из академии имени Фрунзе.
У них резиновые лодки, ружья, спиннинги, кино-фотокамеры и две здоровенных канистры спирта. Они ловят метровых тайменей, фотографируются с ними и отпускают обратно в озеро. Но самое главное, что у них есть – это карты аэрофотосъёмки данного района. Копируем на кальку то, что нас интересует, и углубляемся в тайгу. В этой гигантской котловине, называемой Тоджа, почти параллельно друг другу, текут на запад Бий-Хем («Большая Река») и его притоки Азас, Оругтуг-Хем, Хамсара. Мы поднимаемся вверх по Оругтуг-Хему, истоки которого расположены на обширном лавовом плоскогорье Ыртыган. Тайга постепенно отступает вниз, в долины. Начинается тундра. Под ногами мох-ягель и карликовая берёзка. Идём, как будто по крышке погреба. Под ногами лавовые пустоты: гуп, гуп, гуп. И так десятки километров. Иногда почва заболочена, одолевает гнус, но не очень сильно. В один из дней углядели на схеме, что за хребтом справа должен быть на Азасе большой водопад. Оставляем дежурного варить обед и вчетвером поднимаемся на хребет. Седловина заболочена. Находим приемлемый спуск и выходим к Азасу. Мощная река (а в Саянах все реки мощные) несёт свои прозрачные воды. Прошли вниз по течению, потом вверх – водопада не видно и не слышно. То ли схема подвела, то ли что-то ещё, но пора поворачивать обратно, так как дело идёт к вечеру. Выходим на хребет, и тут нас атакует туча здоровенных рыжих комаров. Ни накомарники, ни брезентовая одежда не помогают. Отмахиваемся сломанными ветками и
Плато Ыртыган
День за днём поднимаемся вверх. На схемах стоит фигурная скобка и надпись: «Щитовые вулканы». Их несколько. Мы выбрали самый высокий из них – Шивит-тайга (2705 м). У подножия вулкана стойбище оленеводов. Три тувинца и пять тысяч оленей. Ставим палатки рядом с их чумами, идём в гости. Задачи у нас разные.
Бурундук на лиственнице
Наша задача – узнать, как пройти и спуститься к озеру Кара-балык. Задача тувинцев – раскрутить нас на «огненную воду». В конце концов, им удаётся убедить нас в том, что уходить отсюда без красивых оленьих рогов никак нельзя. Дальнейшие события невозможно описать. Это надо было видеть! Шум, суматоха. Из трёх палок ставится тренога. Вокруг нас гоняют стадо оленей, и мы должны выбрать рога, кому какие нравятся. Показываешь пальцем, свистит аркан (маунт), сопротивляющееся животное притягивается и привязывается к треноге. Тувинец отрывает от своей рубашки узкие полоски материи и перевязывает рога у основания. Звенит крик: «Пиля!»… Появляется ржавая двуручная пила, фонтан крови и олень бежит в стадо, лишившись своего украшения. Следующий! Пастухи не успокоились, пока не снабдили каждого из нас, в общем-то, бесполезной в тот момент ношей. Нам говорят, что если рога просолить в горячей воде и высушить на солнце, то они будут храниться прямо в замше, которая их покрывает. Нас снабжают солью и обещанием подвезти наши рюкзаки до спуска с плоскогорья. Сразу признаюсь, что через пару недель в этих пантах завелись белые червячки, и мы их выбросили в тайге, так как нам надо было бороться за то, чтобы не потерять собственные «украшения на плечах». В общем, эта кровавая эпопея была абсолютно бесполезной, но очень запомнилась! Белая фляжка перекочевала в руки пастухов и моментально сделала своё чёрное дело…
Наутро, оставив палатки на стойбище, мы налегке пошли на восхождение. Сначала надо было подняться на массивное возвышение посреди плато. Под руками, ногами всё расползается, рушится. Вот и верх первой ступени. Безжизненный лунный пейзаж. Вот где снимать боевики! На сотни метров вокруг – вздыбленная лава, какие-то провалы, озерки, снежники. Какие-то каменные изваяния, осыпи и дыры, и надо всем этим возвышается чёрный конус основного кратера. Конус как будто насыпной. Шаг вверх – сползаешь на три шага вниз. Пробуем в одном месте, другом, третьем. Идём вокруг. С северной стороны крутой снежник почти до самого верха. Топчем ступени, постепенно набирая высоту. И вот вершина. Во все стороны до самого горизонта цепи хребтов. Вершины, вулканы и бирюзовое небо. Под ногами круто вниз уходят стенки кратера. На дне голубое озеро, в котором отражаются облака и плавают льдины. Вот ради таких мгновений мы и преодолеваем все трудности дальних нелёгких походов! Пора обратно. Вот и лагерь. Соседи ещё не пришли в себя после вчерашней фляжки.
Очередной перевал
Утром грузим рюкзаки на оленей. Впереди на верховом учаге сидит проводник, мы целый день идёи налегке позади оленей. Если попадается озерко или ручеёк, караван останавливается, звучит жалобный голос проводника: «Пить нада!» Наливается пробка от фляжки, запивается водой, и караван движется до следующего ручейка…
Люди и олени
Тувинец уже не сидит, а висит, ухватившись за оленьи рога, и зорко ищет очередную воду. Вот и край плоскогорья. Круто вниз уходит тропа. Где-то там далеко внизу озеро Кара-балык и река Бий-Хем. С облегчением расстаёмся с провожатым.
Головокружительный спуск приводит нас из тундры в вековечную тайгу. Вот и Бий-Хем. Тропа приводит нас к месту брода через реку. Переправляемся, ставим лагерь, собираемся на совет. Основная часть пешеходного маршрута пройдена. Надо решать, что делать дальше. В первоначальных планах основным вариантом был сплав по Билину. Запасной вариант – сплав по Бий-Хему. Смотрим схемы, читаем ещё раз книжку. До Билина надо идти ещё несколько дней через перевал. Бий-Хем вот он, перед нами. Читаем в книжке: «За устьем Шивита (ручья, вдоль которого мы спускались с плато) шивера заканчивается. Далее вплоть до грандиозного водопада на Бий-Хеме серьёзных препятствий нет. У водопада плот надо оставлять и внизу строить новый».
Победила лень. Не хочется больше тащить рюкзаки через перевал, да и фраза про отсутствие серьёзных препятствий обнадёживает. Решено. Плывём по Бий-Хему. Утром завизжала пила, застучали топоры. Валим сухостой, подтаскивает к берегу, начинаем строить плот. В обед на том берегу, за бродом появляется какой-то парень с рюкзаком. Он бегает по берегу, что-то кричит, машет руками. За шумом реки ничего не слышно. Помогаем ему переправиться, успокаиваем, расспрашиваем. Он студент из Ленинграда. Они собираются сплавляться по Билину. Наняли в Алыгджере караван лошадей с проводником. Весь груз на лошадях, а они идут с лёгкими рюкзаками. Два дня назад он на спуске с плато сел переобуться, а когда спустился вниз, каравана там не оказалось. Он прождал их до вечера, а утром пошел вдоль реки вниз. «А почему вниз?» – спрашиваем мы. «А нам руководитель сказал перед походом: «Если кто в тайге потеряется, идите вниз по течению. Где-нибудь на жильё выйдете». Молча переглядываемся. До ближайшего жилья здесь километров четыреста, не меньше. В рюкзаке у него ни спичек, ни ножа. Он голоден, две ночи спал на деревьях и перепуган, наверное, на всю оставшуюся жизнь! Принимай, команда, пополнение! Кормим, укладываем спать, обещаем взять с собой на плот. Вшестером строительство идёт быстрее. Парень отошёл и старается вовсю. «Харчи отрабатывает!» – шутим мы.
На следующий день у брода появляется всадник. Это проводник ленинградцев ищет «пропажу». Все рады, что всё так хорошо закончилось. К вечеру подходят два плота. Это москвичи, очень опытные водники. У них один плот чисто деревянный, как у нас, а второй с надувными элементами из больших автомобильных камер. Они хотят сравнить маневренность и проходимость плотов при прочих примерно равных условиях. Потом в журнале-ежегоднике «Ветер странствий» № 7 за 1972 год они напечатают рассказ «Бий-Хем ждёт сильнейших». Есть в этом рассказе и несколько слов про наш плот: «…Однако в пороге «Водопадном» между двумя камнями стоит почти на ребре застрявший плот…» Это речь про наш плот, однако я немного забежал вперёд.
Река Бий-Хем
Это потом мы узнали, что Бий-Хем – сложнейшая «шестёрка». Там целый каскад порогов: Сухой, Узкий, Кайфас, Водопадный, Элен, Огурец и т. д. Пройти их все без аварий не удаётся почти никому. Деревянный плот москвичей тоже застрял в одном из порогов, и они бросили его, как и мы свой.А пока общий лагерь, гитара, песни, большущий таёжный костёр. Что может быть прекрасней?
Сплав начался
Утром отчаливаем. Река сразу показывает свой нрав. Берега несутся мимо. Река не даёт передохнуть. Беспрестанно лавируем между камнями. То мы несёмся по стоячим валам, то нас пытается расплющить о скалы. Каскад сменяется каскадом. Всё тело гудит, и пальцы на руках не разгибаются. На следующий день на приличной скорости налетаем на острый камень Удар! Два крайних бревна отделяются от плота и пытаются плыть отдельно. Ловим «беглецов» и срочно причаливаем. Остаток дня уходит на ремонтные работы. Утром снова в путь. Один порог, другой. В очередном пороге (потом мы узнали, что он называется «Водопадный») на самом крутом сливе между двух валунов плот с маху садится на подводный скальный зуб. Ревущий поток давит на корму. Плот наклоняется, крен всё больше, но мы сидим крепко. Пора покидать корабль. Один по камням выбирается на берег. Натягиваем верёвку, организуем навесную переправу. Все на берегу. Я остаюсь на плоту один. Моя задача – отвязывать на корме рюкзаки и по одному цеплять на верёвку. Вода ревёт, плот шатается. Вот вроде бы всё. Очередь за мной. Обвязываюсь верёвкой и прыгаю в воду. И тут же проваливаюсь в пустоту. Смесь воды и пузырьков воздуха абсолютно не держит. Меня быстро вытаскивают на берег. Мужики жалеют, что не было кинокамеры, чтобы заснять мои изумлённые глаза, когда я уходил под воду.
Подсчитываем убытки. Всё промокло насквозь. Самое неприятное то, что промокли все продукты. Расстилаем на солнце кусок полиэтилена и высыпаем на него остатки супов, брикетов, круп. Сахару и соли нет. Их вымыло потоком. Хорошо, что есть сухие спички и патроны к ружью. Отжимаемся, сохнем, сгребаем в одну кучку остатки продуктов. Перед глазами замаячил голодный паёк до конца похода. Пытаемся верёвкой сдёрнуть плот. Бесполезно. Сидит капитально. Снова надо думать, что делать дальше. Строить здесь новый плот нет резона, так как примерно через 150 километров на реке водопад. Решаем идти до водопада пешком и уже там строить новый плот. Делим смесь остатков продуктов на 10 кучек. Кучка на день! Очень удобно, но и очень уж скромно!
Спуск с перевала
На наших схемах обозначена тропа по противоположному правому берегу. Находим брод, переправляемся, и по слабой звериной тропе отправляемся вниз. Снова буреломы, валежник, кочки и рюкзаки за спинами. Давно подмечено, что беда не приходит одна. Как только обозначается дефицит продуктов, сразу испортилась погода и почти перестала ловиться рыба и попадаться дичь.
Ночной костёр
Через пару дней мысли от созерцания красот стали переключаться на созерцание содержимого котелков и мисок. Для пяти молодых здоровых мужиков рацион явно маловат! А надо ведь ещё и пробираться по тайге. Много грибов и ягод. Варим густые компоты, но грибы без соли и хлеба и компоты без сахара не очень насыщают. Упорно думаем, чем пополнить меню. Для рыбалки и охоты нужно время, а его-то мы тратим в основном на движение вперёд.
Через много лет я прочитал в одном из отчётов библиотеки Московского клуба туристов о походе в тайгу, целью которого было выяснить возможность современных городских людей выжить в тайге на «подножном корме». Они взяли с собой спички, соль, сахар, муку, крупы, спиннинги, ружья, боеприпасы и углубились в лес. Дальше на сотне страниц шло описание приключений, переживаний, удач и неудач. Но самой главной в этом отчёте была последняя строчка: выжить в тайге невозможно! Не надо рассказывать о том, с каким интересом я читал этот отчёт и как смеялся над их выводом!
День за днём пробираемся сквозь дебри. На десятый день услышали впереди ровный гул. Это за много километров даёт о себе знать Большой Бий-Хемский водопад.
Бий-Хем (Большая река) – это один из главных истоков Енисея. И вот эта мощная бурная река упирается в скальную гряду и разливается большим спокойным озером. Кстати, пробираясь вдоль реки и глядя на пороги, до которых мы не доплыли, мы с удовлетворением думали о том, как вовремя застрял в камнях наш прекрасный плот. Водопада не видно, но грохот стоит ужасающий. В скальной гряде река пропилила двухметровую щель, в которую под большим напором втискивается мощная река и падает почти отвесно на десяток метров вниз. Внизу снова озеро, из которого возрождённая река стремится дальше. Плывущие подмытые деревья, попадая в эту щель, вылетают из неё раздетые «догола» – без коры, веток, сучьев. На берегу нижнего озера (улова) целая гора этих деревянных скелетов. Рядом своеобразный «зверинец». Все рыбаки, охотники, туристы, попадая в эти края, ищут в горе ободранных деревьев что-либо необычное. Немного штрихов пилой, топором – и очередная скульптура поселяется в «зверинце». Внесли и мы свою лепту.
Здесь есть небольшая избушка, но, увы, продуктов в ней нет. Отсюда примерно двести километров до Тоора-Хема. Река уже поспокойней («тройка»), и моторки с рыбаками сюда, вероятно, приходят, но сейчас нет никого. Снова совещаемся. Физически все «дошли» и отощали. Голоса разделяются. Двое за то, чтобы строить новый плот. Двое предлагают ждать какую-нибудь моторку. Пятый держит нейтралитет. Проводим «разъяснительную» работу. Где уговорами, где почти угрозами перетаскиваем на свою сторону одного из упрямцев. Начинается новое судостроение. Сил на валку и перетаскивание больших брёвен у нас уже нет. Плот получается не очень хороший, но плыть можно.
Плывём всё светлое время суток. День, другой, третий. Стали появляться на берегах сенокосы. Иногда проносятся моторки. К вечеру пятого дня приплываем в Тоора-Хем. А там, как будто специально для нас, стоит и готовится к рейсу в Кызыл «кукурузник». Бросаем плот, перетаскиваем рюкзаки на аэродромное поле, оплачиваем билеты и – вперёд на Кызыл! В Кызыл прилетаем поздно вечером. Все ларьки и магазины закрыты. Оставляем одного стеречь рюкзаки и на маленьком автобусе едем в центр. Все мысли только о еде. В центре тоже всё закрыто. Единственный вариант – столичный ресторан «Ка-Хем». Вызываем администратора и просим усадить нас где-нибудь в коридоре, подсобке, но, главное, накормить! Администратор уходит. Моем руки. Рассматриваем себя в многочисленных зеркалах. О, ужас! Заросшие, обветренные физиономии в драной, прожжённой брезентовой робе!
Появляется администратор и приглашает следовать за ним. Поднимаемся по мраморной лестнице, и этот «паразит» заводит нас в зал с люстрами и колоннами и ведёт к столику возле оркестра! При нашем появлении оркестр прекратил играть, воцарилась тишина, перешедшая сначала в редкие, а потом бурные аплодисменты. Как в немом театре. Только вид, ни слова и «успех»!
Сколько и чего мы там съели и сколько унесли с собой – не важно. Вот так закончилось моё второе путешествие в Центральные Саяны. Столько лет прошло, а красоты и приключения, как живые, стоят перед глазами!
Поход в Саяны. 1972 год
Одна из основных особенностей района – его обширность. Чтобы попасть в удалённые районы Центрального и Восточного Саяна, необходимо заранее договариваться в леспромхозах Чазылар, Алыгджер или Орлик об организации вьючных караванов. Оплачивать караваны и проводников необходимо в два конца, да и до самих леспромхозов долететь не так-то просто. Понятно, что организация караванов доступна в основном крупным экспедициям, а туристские группы нашли свой вариант путешествий. Большинство группа совершает комбинированные походы. После прохождения горно-пешеходного маршрута группы выбираются к цивилизации по какой-либо реке. Это не всегда удобно, так как приходится тащить с собой сплавное снаряжение, да и в группе должно быть несколько опытных водников, так как все реки в Саянах «серьёзные».
Учитывая всё вышесказанное, мы в 1972 году решили пройти горно-пешеходный линейный маршрут через самый центр Саян с востока на север, т. е. из Орлика в Алыгджер. Маршрут получился очень длинный (более 530 км) и очень продолжительный (почти месяц). Ненаселённость и дикость района обусловили чудовищный стартовый вес рюкзаков (более 40 кг). Начало маршрута было уже знакомо: поезд Слюдянка – Кырен, самолётом в Орлик. Из Орлика на пароме переправились через Оку и, перевалив через высокий боковой отрог, двинулись вверх по долине Тиссы. Красоты района поражают с первых километров пути. Озёра, водопады (один из них, Дабэатэ – высотой почти в сто метров). Любоваться не очень получается, так как пот заливает глаза. Идём по правому берегу Тиссы, где проходит конная тропа на ячью ферму. Ферма расположена на притоке Тиссы реке Саган, между озёрами Шутхулай-нур и Дозор-нур. Рыба ловится на искусственную мушку в количествах, достойных рыбацкой байки. Вот и ферма. По склонам бродят добродушные лохматые животины, которых пастухи доят, и из очень жирного молока делают сыр и масло. В тот год в пензенском цирке гастролировал аттракцион «Яки и овчарки», в котором этих симпатяг выставляли какими-то монстрами.
Группа на марше
Оставляем на ферме большую часть груза и с лёгкими рюкзаками уходим вверх по р. Саган. Наша цель – вершина Мунку-Саган, господствующая над этим районом. На ночлег становимся у подножия горы. Вокруг непроходимая тайга. Ориентироваться очень сложно. Вечером к лагерю неожиданно подошли росомахи. Кто кого больше испугался – осталось невыясненным, так как звери ломанулись сквозь кустарник также неожиданно и быстро, как и появились. Выходим на восхождение почти затемно. С набором высоты тайга отступает. Скалы и осыпи становятся всё круче. Вершина пирамидой уходит в небо. Погода отличная. Медленно взбираемся по гребню. Скалы, снежники, снова скалы. Отрывается снежный карниз и, увлекая за собой снежную доску, с грохотом исчезает внизу. Гребень особых технических сложностей не преподносит. Медленно, но упорно лезем вверх. Всё! Выше некуда! Высота 3150 метров. Во все стороны бесконечные цепи гор. На юге видны громадные озёра и плоскогорья. Это Монголия. На запад и север, куда лежит наш путь, цепи гор скрываются за горизонтом. Да, вот это масштабы! Уходить не хочется, но надо. К вечеру спускаемся к палаткам, и на следующий день возвращаемся на ферму.
Потрясающий вид Саянских гор
Забираем груз и продолжаем путь. Вот и устье притока Тисы реки Зуун-обо-гол. Во всех моих последующих воспоминаниях это место стоит особняком. Такую сумасшедшую рыбалку встретишь не часто. Не успеет мушка долететь до воды, как из пены вылетает хариус и цепляется на крючок. Тяжёлые рыбины иногда срываются, отрывают кусок лески с мушкой. Привязываешь новую мушку, заброс – и вот он, пятнистый красавец с двумя крючками в пасти. Один – тот, на который попался, другой – тот, который оторвал раньше! С сожалением прерываем это увлекательное занятие, так как столько рыбы нам не съесть!
Дальше нам предстоит уйти в десятидневное кольцо в приграничный район к озёрам Билин, Карабалык. Откладываем продукты на десять дней, остальное относим в верховья Тисы, где зарываем в камнях, рассыпав вокруг махорку, разбросав рваные носки и потные рубашки. Это самая действенная защита припасов от зверья. Идём вверх по Зуун-обо-голу в сторону монгольской границы. Звериными тропами поднимаемся на хребет, отделяющий Тису от Билина. С плоской заболоченной седловины с мелким озерком ручьи сбегают в разные стороны. Часто проверяем направление по компасу. Есть опасение, что вместо верховий Билина и Билин-Бежана свалимся в Монголию. Пугает не то, что мы незаконно перейдём границу, которая здесь довольно условна, а неизвестность того, как потом оттуда выбраться. Вокруг глухая горная тайга. Следов пребывания здесь человека не видно. Пробираемся слабыми звериными тропами. Жаль, что звери не знают, куда нам надо, и проложили тропы, не сообразуясь с орографией района, картами и схемами. Часто приходится одни тропы бросать, лезть напрямик через буреломы, пока не попадётся ещё какая-нибудь тропа, идущая примерно в нужном направлении. Спускаемся вдоль одной реки, поднимаемся вдоль другой – и вот, наконец, озеро Билин.
Громадный водоём зажат между таёжными хребтами. Первозданная тишина. На десятки километров вокруг ни души. Подходим к озеру в том месте, где из него рождается река, сразу водопадами и шиверами уходящая в каньон. Вокруг валежник, бурелом, кочки. С трудом находим места для двух палаток поодаль друг от друга. Здесь у нас днёвка. Отдых довольно условный. Надо подремонтироваться, подштопаться, рассортировать и перепроверить продукты, заготовить «подножный корм». Грибов и ягод кругом изобилие, а рыба из озера готова прыгать прямо на сковородку! Решаем из камней, мха, лишайников соорудить коптильню. Пока одни сооружают камин, дымоходы, другие занялись ловлей рыбы. Здесь появилась проблема. Ловятся в основном крупные хариусы. Таких нам не прокоптить. Рыбакам ставится задача: поймать полсотни мелких хариусов. Был придуман необычный способ. Один рыбак с берега забрасывает мушку. Второй рыбак сидит на камне в речке и следит, какая рыба подплывает. Если крупная, то отгоняет её палкой. Наловили нужное количество, засолили и через пару часов повесили коптить. На несколько дней в нашем однообразном меню появился деликатес.
Перевал за перевалом. Бесчисленные хребты, реки и озёра, и вот мы снова в верховьях Тиссы. Здесь из-под земли бьют многочисленные минеральные источники, на которых организован «дикий курорт». Есть примитивные постройки, много жертвенников. Людей нет никого. Каждый, кто здесь лечился, оставил после себя какой-нибудь сувенир. Это может быть искусно вырезанная из дерева лошадь, олень, верблюд, самолёт. Когда нет ничего, оставляют игрушку, патрон или просто лоскут материи. Все дикие курорты Саян имеют такие жертвенники. В некоторых местах за долгие годы там скопилось столько всего, что можно ходить, как по мини-музею. Забираем заброску. Всё сохранилось хорошо. Немного нашкодили грызуны, но в пределах нормы. Это сейчас от грызунов обезопаситься легко. В последние годы мы упаковываем заброску в пластиковые бутыли, вёдра, а тогда с ними бороться было сложнее.
На вершине горы Мунку-Саган
Догружаем рюкзаки и в путь на север. Переваливаем через хребет у подножия пика Топографов. Пик на 150 метров ниже горы Мунку-Саган, поэтому решаем на него не подниматься. Начинает накапливаться усталость, а впереди ещё сотни километров нехоженых троп. Мимо красивых водопадов спускаемся в долину Жойган-су. Здесь очень много минеральных источников и, конечно, дикий курорт Жойган. Есть нарзаны питьевые, есть горячие радоновые ванны, оборудованные деревянными срубами на мотив деревенской бани. Вокруг многочисленные жертвенники. На ручейках устроены запруды с деревянными водяными колёсами, которые через системы проволочных кривошипов приводят в движение фигурки лесорубов, танцовщиков и т. п. Здесь есть люди. Какие-то состоятельные работяги из Иркутска оплатили спецрейс вертолёта, который забросил их туда и через пару недель заберёт обратно. Цена спецрейса по тем временам головокружительная. Буряты и тувинцы добираются до «курорта» более привычным транспортом: на лошадях и оленях. У каждой нации свои стоянки, пастбища. Раз уж мы попали на «курорт», используем его по полной программе. Купаемся, пьём, паримся и т. д. Потом снова в путь.
Через очередной перевал попадаем в долину Сенцы. Здесь у ручья Хойто-гол снова курорт, но уже более обустроенный. Колхоз построил деревянный барак с печкой и двумя нарами. Снова источники, ванные, но не такие горячие, как на Чойгане. В бараке устроились студентки из Улан-Удэ. Освобождают нам одни нары, сами устраиваются на других. Их четверо, нас шестеро. Нам тесно. Приглашают кого-нибудь на свои нары, но их внешность, несмотря на обоюдную молодость, не совпадает с нашими представлениями о молодых, красивых девчатах, и мы предпочитаем тесниться на своих нарах вшестером.
Отсюда наш путь лежит в так называемую долину вулканов. За невысоким перевалом на десятки километров раскинулось застывшее лавовое поле. Пейзаж очень мрачный. Всё чёрное. Под ногами спёкшаяся лава. Видны многочисленные разрушенные кратеры. Вот и правильные конусы вулканов Кропоткина и Перетолчина. Вулканы относительно невысокие, но подъём на их вершины очень трудоёмок: лезешь вверх, а склон под тобой сползает вниз. Сверху вид такой же безрадостный. На километры чёрная безжизненная пустыня с редкой растительностью. По границе лавового поля громадный водоём. Это озеро Хаара-нур (Чёрное озеро). Идти по лаве очень тяжело. Застывшие глыбы заставляют лезть то вверх, то вниз, и до самого горизонта глазу не за что зацепиться. Но всё когда-нибудь кончается. Кончилось и это чёрное безмолвие.
Вода сверху, вода снизу
Снова началась тайга, реки, болота. Подошёл день рождения одного из участников похода. В качестве подарка на ель в пределах выстрела уселся тетерев. Бах! И здоровенная птица лежит у ног именинника! Кто-нибудь из вас ел на день рождения тушёного тетерева с гречневой кашей? Вот! А спрашиваете, зачем мы ходим в походы. Прошло больше сорока лет, а у меня слюнки текут, как вспомню! Движемся на север. Перевал за перевалом. Тайге, кажется, никогда не будет края. Скоро месяц, как мы в походе. Подножный корм, т. е. рыбалка, охота, сбор ягод и грибов требуют дополнительного времени, а значит, и затягивания сроков. Строго расписанный рацион питания не оправдывает колоссальных физических затрат. Все «постройнели», щёки ввалились. Потом, в «жилухе», взвешивание показало, что мы похудели в среднем на 8-12 кг. Лёгкое «перепархивание» через препятствия сменяется тяжёлым переползанием. Окружающие красоты становятся привычным фоном. Пора «закругляться»! Останавливаемся на ночлег у очередного озера. На соседнем озере стаи уток. Охотник уходит за добычей. Пока варили ужин, невдалеке не стихала канонада. Наконец, появился добытчик с ружьём и пустыми руками. Все утки, которых ему удалось подстрелить, попадали в озеро. Охотник берёт топор, помощника, и они идут строить плотик. Вокруг только чахлые лиственницы. Вяжут небольшой плот, берут в руки шесты, отталкиваются от берега и идут ко дну! Удельный вес сырой лиственницы лишь немного отличается от воды. Пришлось от добычи отказаться. Один из нас попытался исполнить роль охотничьей собаки, но притащить ему удалось лишь одну утку. При этом он посинел от ледяной воды и клацал зубами!
Вот и последний перевал. За ним река Кара-бурень, крупный правый приток р. Уда. Бодро топаем вниз. В месте слияния рек долины напоминают крест. Место так и называется «Крестик». Здесь большая охотничья изба с печкой, нарами и баней. Встретили охотников. Они «завалили» медведя и дарят нам громадный кусок медвежатины и пакет пшена. Меню на ужин: салат из дикого лука, пшёнка с медвежатиной, манка с изюмом и чай! Все ходят с круглыми животами и еле сползают с нар. Отдаём мужикам не расстрелянные патроны, крючки, батарейки, фляги и т. п. В общем, всё, что в тайге является дефицитом. Ещё день пути – и мы в таёжном Алыгджере. Оттуда без задержки вылетаем в Нижнеудинск, Иркутск. В Иркутске предлагают три билета на проходящий рейс из Ангарска. Отказываемся, так как не хочется разделяться. Ждём. Сидим у лётного поля и ждём своего рейса. Идёт на взлёт самолёт, от билетов на который мы отказались, и… загорается в воздухе! Аварийная посадка, пожарные, «скорые» и т. д. Из окон своего рейса видим обгоревший остов самолёта на краю поля. Знать, это не наша судьба! Летим через Москву домой. Очередное приключение закончилось. Снова будни, работа и нетерпеливое ожидание. Что там у нас впереди?
Центральный Саян. 1978
Конец 70-х, самый пик расцвета советского туризма. Туризм введён в Единую спортивную классификацию. Появились разрядные требования, значки, возможность без особых трудов и талантов нацепить значок мастера спорта, сходить в поход за профсоюзные деньги, с профкомовским снаряжением. В туризм хлынул «пробивной» народ. Бескорыстные романтики постепенно оттесняются на обочину. «Балом» начинает править бюрократия. Личность туриста с его моральными и человеческими качествами отходят на второй план. На первом плане – наличие нужных бумажек, умение подладиться под требования параграфов, правил и т. д. На мой взгляд, это нанесло разрушительный удар по самой идее и сути туризма и привело в дальнейшем к развалу советов, клубов и т. д. Но это было позже, а пока – массовость!
В горах Центрального Саяна
Приезжаем в Нижнеудинск! В очереди на самолёт в Гутару десятки групп. У забора аэродрома целый палаточный лагерь. Надо ждать. Это было первое «долгое ожидание». Отпуска проходят, дом далеко, очередь движется рывками, в зависимости от погоды в районе Гутары. Зато весело. Народ со всего Союза. Киевляне привезли школу водников. Узнав, что собираемся плыть на деревянном плоту, всей школе показывают нас как «последних могикан», так как на «дереве» уже никто не ходит. У всех катамараны, надувные ёмкости, ПСНы, а у нас – топор, головы и руки. Тащить по тайге нам ничего не надо. А это очень «большая разница».
На шестой день оставляем на аэродроме дежурного и идём в местную баню. Только намылились, влетает Борис с криком: «Самолёт!». Особый эффект этот крик произвёл в женском отделении, когда туда с криком «Самолёт!» влетел бородатый мужик. Полетели тазы, мочалки. К вечеру наш «кукурузник» приземлился в посёлке Гутара, откуда начинается большинство маршрутов по Центральному Саяну. Это было первое моё «долгое ожидание» и длилось оно 6 дней.
Потом был изумительный по
Наконец, с одного из перевалов открылась котловина Агульского озера, ещё одной жемчужины Саян. Выходим на реку Агул, строим деревянный плот. Несколько дней сплава – и мы в предгорьях. Отсюда уже можно добраться до цивилизации. Попутки, автобусы, поезд, дом. Дни, потерянные в Нижнеудинске, остались в памяти незначительным эпизодом.
Поход в Саянах. 1984 год
Шли годы, я ходил в походы в разных уголках необъятного тогда Союза, но раз в несколько лет возвращался в Саяны, потому что такого разнообразия, таких красот не встречал больше нигде. Подошёл 1984 год. Снова мы выгружаемся из поезда в Слюдянке. Рано утром берём штурмом окошко кассы автовокзала, оттесняя рюкзаками, боками настырных молодых бурят. Суём деньги в окошко и слышим оттуда: «Давайте пропуск в погранзону!». Какой пропуск? Какая здесь посреди Сибири может быть погранзона? Оказывается, с весны всю территорию в сторону Монголии (тогда ещё братской) объявили погранзоной, и пропуска в неё надо было получать дома, в Пензенской милиции! Вот так сюрприз! Больше всего бесит знание того, что границы, как таковой, там нет (я-то это знал).
На Байкале
Оставляем группу на берегу Байкала, и вдвоём с Виктором Синицыным едем в Иркутск, в областной Совет по туризму. В отличие от пензенской туристической бюрократии, в Иркутске нас приняли очень приветливо и бросились обзванивать все инстанции. Помогла запись в моём паспорте: место рождения – город Слюдянка. Наконец, нас принимают в областном отделении милиции.
Группа на берегу Китоя
Сдаём паспорта. Через какое-то время нам возвращают паспорт Люды Фокеевой. Ей исполнилось 25 лет, а новая фотография не вклеена! Предлагают получить пропуска на остальных, а Людмилу отправить домой. Не сдаёмся, уговариваем. Наконец, находим компромисс. Надо привезти Людмилу в Иркутск, срочно сфотографировать, вклеить фотографию в местном паспортном столе и тогда получим пропуска на всю группу. Так мы и поступили, но потеряли на этом два дня и несколько килограммов нервов. Наконец, пропуска получены, билеты до Аршана куплены, и дряхлый автобус везёт нас к началу маршрута. Посреди степи шлагбаум. Кривоногий пограничник (из местных) заглянул в автобус и, не проверяя паспортов, приветливо помахал рукой. Бумажка, на которую было потрачено столько времени и нервов, оказалась не нужна.
Вот и Аршан. Это крупный местный бальнеологический курорт. Источники здесь не столь целительны, как за перевалами, но сюда есть автомобильная дорога. Корпуса лечебниц, столовая, магазины. Всё капитально, но с каким-то неуловимым местным колоритом. Прощаемся с цивилизацией и уходим в тайгу, в горы.
Из долины Аршана в долину Китоя надо преодолеть высокий перевал через Тункинский хребет. Красоты подступают сразу. Кристальные реки, водопады, могучие кедры. Как всегда, на выходе рюкзаки пригибают к земле. Нас девять человек – пять мужиков и четверо не мужиков. Компания подобралась весёлая, жизнерадостная, песенная. В Слюдянке, в уценённом магазине купили за 50 копеек форменную железнодорожную фуражку. Из значка Иркутска и куска полиэтилена сделали к ней кокарду и по очереди надеваем её, фотографируемся. На спуске с перевала видим внизу какую-то группу туристов. Видим в их лагере какую-то суету, тревогу. Все что-то таскают, прячут. Оказалось, они в бинокль увидели фуражку с кокардой, приняли нас за егерей и бросились прятать ружья, спиннинги. Вволю посмеялись друг над другом.
Валерий Косогоров в фуражке «егеря»
Вот и река Китой. Красивая, мощная. К этому месту через пару недель мы должны приплыть на плоту. Оставляем часть продуктов в «заброску» и с облегчёнными рюкзаками уходим в горы. Следующий перевал у нас «Горных туристов» 2А к. с. Правильней было бы назвать его не перевалом, а перелазом по крутым скальным кулуарам.
Каньон Билюты
Сейчас даже и не помню названий всех перевалов, которые прошли, но один из них – Мраморный – забыть невозможно. На слайдах горы выглядят покрытыми ледниками и снежниками. А это не снег и не лёд, это – белый мрамор! Тайга, бирюзовые озёра и мраморные скальные хребты! Это не рассказать, это надо видеть! Над хребтами возвышаются скальные вершины. Мы тогда не знали, что через несколько лет вместе с Геной Денисовым снова окажемся в этом районе, и в составе альпинистских групп покорим некоторые из этих вершин. Но это будет потом, а пока пробираемся горно-таёжными тропами. Бурные реки текут в глубочайших узких каньонах. Перед нами река Билюта. Это сплошные водопады и пороги. Находим более-менее спокойный плёс. Здесь предстоит переправа. На конец верёвки привязываются ледоруб и коряга. Этот своеобразный якорь перебрасывается на противоположный берег. После нескольких попыток «якорь» застрял надёжно. Натягиваем верёвку и переправляем первого. Он перевязывает верёвку понадёжней, и через короткое время вся группа оказывается на противоположном берегу. Для переправы используем лёгкую надувную лодку, которая соединена через карабины с основной верёвкой и с помощью репшнуров челноком курсирует с берега на берег, перевозя по одному человеку с рюкзаком. Хвалим сами себя за оригинальный метод и продолжаем путь.
Вот и каньон реки Шумак. В её среднем течении расположен столь привычный для Саян «дикий курорт». Отсюда и сюда можно попасть через высокий перевал в Тункинском хребте по конной тропе. Курорт Шумак очень популярен у местных жителей. Есть несколько деревянных строений, ванн, в том числе и горячих радоновых. Источников очень много. Висит фанерный щит со схемой «курорта», с номерами источников и их целебным воздействием на соответствующие органы. Для «малограмотных» каждый источник снабжён, кроме номера, подсказкой, что он лечит.
Это каменные или деревянные макеты органов: глаза,
Принятие радоновой ванны
Мы осмотрели и опробовали все источники и снова в путь. Идём вниз по Шумаку и Китою. В нескольких километрах от «курорта» снова жертвенники. На травянистой поляне (называется «Поляна любви») – большое количество детских вещей, игрушек, фигурок. По местным правилам после лечения на Шумаке «курортники» приходят на эту поляну, чтобы проверить действенность лечения.
Жертвенник
Судя по тому, что население Бурятии растёт, эффект есть! В скобках замечу, что у всех четырех участниц нашего похода уже взрослые дети! А может, Шумак здесь и ни при чём?
Идём по тропе высоко над рекой. Навстречу попадается группа молодёжи. Девицы идут без рюкзаков, роняя фантики от конфет. Наши дамы, придавленные к земле чудовищными рюкзаками, требуют справедливости. Пытаюсь мягко объяснить им разницу между туристками и «просто женщинами». Внезапно тайгу пронзает требовательный крик Тани Бугровой: «Хочу быть женщиной!!!»
Вот и река Китой. Начинаем строить плот. Конструкция на этот раз комбинированная. Это надувной резиновый плот, «колбасы» из детских шаров и каркас из тонких сухих брёвен с выносными подгребицами и мощными гребями. Река очень серьёзная, и строим плот «на совесть». Сразу после старта начинаются пороги и шиверы. Громадные валуны в беспорядке разбросаны в русле. Плот у нас большой, не везде вписываемся в проходы между камнями. Вода захлёстывает через верх, и из понтона её отчерпываем котлами. Работы хватает всем: и тем, кто на гребях, и тем, кто отчерпывает воду. Река очень красивая. Не только берега, но и сама река, так как вода в ней прозрачная и какого-то небесного цвета. Проблем со стоянками не возникает, так как Китой очень популярен среди водников.
В один из дней в конце очередного порога видим подобие плота, крепко сидящее на камнях посреди реки. На плотике две фигуры, отчаянно машущие руками. С трудом причаливаем, снимаем горемык. Это два молодых литовца, забравшиеся к «чёрту на кулички» и попытавшиеся сплавиться по бурной реке на пародии на плот, конструкцию которой они срисовали из какого-то журнала. Вместо гребей у них шесты, а по периметру на кольях натянут шпагат, к которому привязаны спальники, одежда, палатка и т. д. Не подбери мы их, неизвестно, чем бы закончилось их путешествие! Парни весёлые и бесшабашные. Пограничный шлагбаум на дороге в Аршан они преодолевали ночью, ползком с рюкзаками. Экипаж у нас увеличился, но плот большой, и плавучести хватает. Подплываем к месту, где у нас спрятана заброска с продуктами. У литовцев тоже оказалась заброска в этом районе. Причаливаем, отправляемся за грузом. Притаскиваем три тяжёлых мешка и начинаем сортировать. Появляются и литовцы со своей заброской. Это… буханка хлеба и бутылка водки! Так и пришлось нам несколько дней их не только везти на плоту, но ещё и кормить!
Плот на Китое
У Тамары день рождения. Напекли гору блинов, наловили, нажарили гору рыбы. Праздник удался на славу! Река постепенно успокаивается, но не даёт расслабляться до самого конца. То шиверы, то прижимы, и цвет воды всё тот же голубой. В ближайшем посёлке литовцы сходят на берег. У них в планах накупить кедровых орехов и выбираться из тайги, где пешком, а где попутным транспортом. Мы плывём дальше.
Участница похода Людмила Фокеева
Всё чаще попадаются рыбаки и одинокие избы. Вот и паром, а значит, и автомобильная дорога. Загружаемся в полуразваленный автобус и выбираемся к железной дороге. Отсюда команда уезжает в Пензу, а я – в Иркутск. Здесь у меня встреча с женой и пятилетним сыном, которых я веду в маленький поход вдоль берега Байкала. Как и все походы в Саяны, этот поход остался в памяти, как яркая, жизнерадостная страница. Да и группа в тот раз подобралась на редкость дружная и весёлая.
1985 год
Третье «долгое ожидание» связано снова с Нижнеудинском. Снова десятки групп. Одни уезжают в другие районы, другие приезжают. Очередь подвигается за счёт тех, кто был впереди нас, но уехал, не дождавшись рейса. Много групп, которые мы называем «внебрачными детьми лейтенанта Шмидта». В основном это москвичи, которые размахивают оплаченными счетами за самолёты, вертолёты. Все они собираются ремонтировать памятник на могиле Г. А. Федосеева, но самолёты в Гутару не летят. За две недели, что мы там сидели, чего только с нами не приключалось!
Могила Г. А. Федосеева
Несколько дней жили на островке на реке Уда. Однажды вечером вода в реке начала прибывать, видимо, где-то в горах прошли дожди. Покидать обжитое место не хочется. Навтыкали в протоку палок, следим за глубиной. Когда вода в протоке дошла до колена, начали переселяться. Заканчивали переноску вещей в потёмках, когда воды было уже по грудь! Снова посмеялись в местной бане. Из раздевалки идут две двери. Какая куда – непонятно. Открываем ближнюю и попадаем в женское отделение. Слегка побитые, возвращаемся. Входит группа из Владимира, раздеваются и к той же двери: «Здесь парная?» – «Нет, но там тоже интересно!» Им оплеух и пинков досталось больше. Население лагеря у аэропорта постоянно меняется. Новые встречи, песни. Однажды вечером к костру подходит егерь. Расспросы про ружья, спиннинги, рогатки.
– «А рогатки при чём?» – «А вот сидят рябчики на ветке, их браконьеры и бьют из рогатки по очереди!». Только егерь ушёл, началось массовое изготовление рогаток и стрельба по консервным банкам почти до утра.
Планы у нас обширные, но каждый день ожидания заставляет их пересматривать, сокращать. Хотим пробраться в самый центр Саян, в район пика Грандиозный и, если получится, взойти на него, вернуться в Гутару, построить плот и сплавиться по реке Гутара до населёнки. В последние годы мы приспособились «дурить» нашу МКК (маршрутно-контрольную комиссию). Заявляли «двойку-тройку», чтобы получить маршрутную книжку, а в горах делали, что хотели и не отчитывались, либо описывали только то, что было заявлено.
Сплавляться собираемся на плоту из автомобильных камер. Камер мало. Для дополнительных ёмкостей делаем капроновые «колбасы», наполненные детскими шарами. Шары, которые мы привезли из Пензы, оказались малого размера. Находим необычный выход. Надо было видеть глаза местных аптекарей, когда к ним зашла группа туристов и купила… двести презервативов!
В горах
Дни летят. Предлагаем ремонтировать самолёты. Выпускаем и вывешиваем на стене аэропорта стенгазету «Эх, пролечу!». На 13-й день Серёжа Феонов сдался. Утром он поездом уехал домой, а в обед нас пригласили на посадку. Дают только пять билетов, так как по местным перевалам местные жители летят без очереди. Нас шестеро. Шестого обещают привезти следующим рейсом, но когда он будет – никто не знает. Впоследствии узнаём, что следующий рейс был через три дня. Просим киевлян организовать суматоху при посадке в самолёт. Бегают туда-сюда с рюкзаками, что-то кричат. В результате мы пролезли все шестеро и затаились. Прошёл один пилот. Появляется второй с бумагами в руках и начинает пальцем считать пассажиров! Раз, другой… Махнул рукой и прошёл в кабину. Взлетели. Вот и Гутара. Долгое отсутствие рейсов нам объясняли закрытыми перевалами, пожарами и дождями. Всё оказалось более прозаично. На лётном поле не было скошено сено! Пока его не скосили и не убрали, Гутара рейсы не принимала. У забора привязана корова. Она уже несколько дней ждёт рейса в Нижнеудинск. Её надо зарезать, разделать, а хозяин в посёлке. Начинается торг. Пилотам обещают 12 кг мяса, и в эфир уходит сообщение: «Перевал закрыт. Гроза!». Участь бурёнки была решена.
Зарываем в тайге то, что нам понадобится для сплава, и уходим в горы. Долгое сидение надо навёрстывать. Придётся идти без днёвок. Посещаем красивейшие водопады: Гутарский и на р. Сухой Иден. Гутарский очень знаменит. Его фотографии есть во всех описаниях. Находящийся недалеко водопад на р. Сухой Иден почти неизвестен, но, на мой взгляд, более красив. Уходим вглубь Центрального Саяна.
Первый перевал раньше назывался Иденский. Теперь это перевал Федосеева – геодезиста, известного писателя. Он завещал похоронить себя в горах. На перевале находятся его могила и скромный памятник. На третий день поднимаемся на перевал. Там стоят красивые палатки и ходят пузатые «дети лейтенанта Шмидта». Это группа из Москвы. У них был оплаченный спецрейс вертолёта «для ремонта памятника». Для самого ремонта они подбросили на перевал трёх киевлян, наших помощников при посадке в Нижнеудинске. Помогаем «хохлам» с бетонными работами и уходим дальше в горы. Теперь мы остаёмся один на один с дикой природой.
Троп практически нет. Горы, тайга, озёра и многочисленные водопады в разных видах. Через несколько дней подходим к подножию пика Грандиозного. Вот он перед нами. Понадобилось проехать, пролететь и пройти тысячи и сотни километров, чтобы подобраться к его подножию. Здесь нам предстоит психологически очень сложный выбор. На восхождение надо минимум три дня, но тогда мы приходим в Гутару в такие сроки, что сплав «автоматически» отпадает. Если отказаться от восхождения и идти дальше по кольцу без днёвок – есть шанс успеть сплавиться. Спорим, уговариваем друг друга. Побеждает главный аргумент: если отказываемся от сплава в
Утром прощаемся с мечтой и скорым шагом уходим на север, не оглядываясь, чтобы не вернуться. Перевал за перевалом. Уже две недели идём без остановок. Силы на исходе. И тут нас накрывает снегопад. Сутки лежим в палатках, отсыпаемся. Сокращаем ещё маршрут, жертвуя озером Горным. Смотрим на него с перевала и сворачиваем на Гутару. Вот и посёлок. Даём телеграммы на работу, очередной раз, отодвигая сроки прибытия, уходим ниже посёлка и начинаем строить плот.
Начало сплава
Гутара – приличная река с серьёзными порогами, шиверами, прижимами и очень живописными берегами. Несколько дней сплава – и появляются посёлки. Вот и финал. Разбитый автобус вывозит нас к железной дороге. Всё! Едем домой!
На работе предстоит очередная головомойка. Особенно досталось Шпилёву. Он был начальником лаборатории сварки и, когда главный технолог в его отсутствие сунулся туда с желанием покомандовать, его не очень вежливо послали! И вот мы выходим на работу. Формально всё хорошо. Есть телеграммы, есть объяснения, но «главнюк» затаил обиду: «Я тебя партбилета лишу!» – «А я тебе его сам могу отдать!» – «Да ты на святое замахнулся!!!». В общем, еле удалось затушить пожар. Что интересно, когда в скором времени КПСС стала разваливаться, поборник святого партбилета одним из первых убежал из партии.
Вот так закончилось третье, самое долгое ожидание старта маршрута. Терпение было вознаграждено
1990 год
Шли годы. Мы вместе со страной продолжали что-то лихорадочно строить, возводить, осваивать. Продолжали ходить в походы, ездить в альплагеря, но чувствовали, что что-то идёт не так, что-то буксует. Безудержная гонка вооружений пожирала весь бюджет богатейшего государства. Все средства уходили на бряцание ракетно-ядерным оружием, а в ширпотребе не хватало элементарных шнурков, мыла, туалетной бумаги. Снабдить группу в поход продуктами и снаряжением становилось первоочередной задачей, порой более сложной, чем реальные спортивные сложности похода или восхождения. С Запада хлынул в страну поток невиданного доселе ширпотреба, а вслед за ним – ушаты информационной лжи и грязи, ставившие вверх тормашками всю нашу многовековую историю. Потом наш развитой социализм стал дёргаться и прыгать назад и в стороны, и допрыгался до недоразвитого капитализма.
В первые ряды стали вылезать всякие ловчилы и прохиндеи, у которых за душой не было ничего святого и которые ради сиюминутной выгоды не дорожили абсолютно ничем. Потоки грязи выливались на историю страны и на историю межнациональных отношений. Искусственно подогревался сепаратизм и, хотя будущие «горячие точки» ещё только начинали дымиться, стало ясно, что могучая страна трещит по швам и начинает разваливаться на части. Летом 1989 года, возвращаясь с Эльбруса после восхождения на него с севера, мы вступили в словесную перепалку с молодыми чабанами из посёлка Верхний Баксан. Повод для стычки был ничтожный, но агрессивность горцев, их безапелляционные заявления о том, что это их земля и русские здесь «оккупанты», говорили о том, что эти настроения кем-то искусственно подогреты, и в ближайшее время Кавказ превратится в пожарище. Мы были далеки от политики, но вывод сделали однозначный: в ближайшие годы на Кавказе альпинистам-туристам делать нечего! Взгляды невольно обратились на Восток.
Саяны зимой
Апрель 1990 года. В это время в Иркутске осела группа молодых альпинистов из Пензы, которые на волне зарождавшегося кооперативного движения пытались пристроиться к новым экономическим условиям и веяниям. Естественно, что они завели связи с местными альпинистами и получили предложение принять участие в альпинистских сборах в Тункинских Альпах в Восточном Саяне. Сборы эти у иркутян традиционные, и ежегодно в них принимали участие альпинисты из разных концов страны. Вот так и получилось, что альпинисты из Пензы получили приглашение принять участие в этих открытых сборах. Предложение встретило наши взгляды, обращённые на Восток, и интересы совпали. Правдами и неправдами освобождаемся от работы (учёбы), запасаемся медсправками и продуктами, и самолёты уносят весёлую компанию из Пензы через Куйбышев в Иркутск, а по сути – из цветущего весеннего Поволжья в зимние Восточные Саяны. В апреле-мае там ещё морозы, снега по пояс, и зима ещё сдаваться не собирается.
Валерий Косогоров на горе Иркутск
Многочисленная пёстрая компания рассаживается по автобусам и едет в посёлок Аршан, откуда, взгромоздив на себя тяжеленные рюкзаки, углубляется в горы. Народ подобрался из разных концов страны. Помимо хозяев-иркутян, есть красноярцы, норильчане, читинцы, пензяки и т. д. В дальнейшем мы в течение многих лет организовывали совместные сборы с восхождениями в горах Средней Азии, а затем и Кавказа, когда страсти на последнем немного поутихли. Всё это будет потом, а пока присматриваемся друг к другу, так как принадлежность к одному городу ещё не означает тесного и близкого знакомства. Вообще, альпинистские компании отличаются от туристских и по составу, и по взаимоотношениям. Я здесь не буду подробно рассматривать этот вопрос. Приведу лишь пару примеров-доводов. В туристской группе на сложном маршруте участники чаще всего знают друг друга не один год по совместным походам, тренировкам, слётам, характеристикам совместных друзей. Участники альпинистских групп на первых порах, до получения права ходить самостоятельной спортивной группой (для чего надо иметь не ниже подтверждённого второго разряда), могут комплектоваться из людей, иногда малознакомых друг с другом. Здесь иногда главную роль играет наличие совершённых восхождений соответствующей категории, трудности и планы закрытия соответствующих разрядов. Это накладывает свой отпечаток на состав групп, когда на первый план выходит наличие восхождений соответствующих категорий, а
Но рассуждения об альпинизме, туризме увели меня в сторону от рассказа о сборах «Саяны-90, май». Состав участников очень пёстрый. Для иркутян это «домашние» горы, поэтому в их команде помимо асов-организаторов много новичков, молодёжи, делающей первые шаги в альпинизме. В тех группах, которые приехали, прилетели издалека, как например, наша компания, состав более опытный, более ровный. Но всё равно знакомство не настолько близкое, чтобы не было необходимости присмотреться друг к другу. Народ подобрался опытный, но разница в возрасте и опыте восхождений существенна. Некоторых я вижу впервые, с другими знаком по совместным тренировкам в альпинистской секции.
Лагерь в горах
С Геной Денисовым ходил в совместные походы в Саяны, Кавказ, Тянь-Шань и, главное, был в одной группе в Спитаке на спасработах. С Сашей Воробьёвым знаком по совместным тренировкам и восхождениям в альплагере «Алибек». Молодые крепкие ребята из этой команды потом неоднократно составляли мне компанию при восхождениях на Тянь-Шане, Памиро-Алае, Кавказе. Но всё это будет потом, а пока мы медленно поднимаемся в горы, к базовому лагерю. Весна остаётся внизу. Здесь ещё царство зимы. Сугробы, позёмка, холод. Со всех сторон скальные пики, укрытые снегами.
Разбиваемся на группы, сколачиваем команды и после тренировочных занятий идём на первое восхождение. Как принято в альпинизме, первый маршрут не очень технически сложен. Надо обновить навыки и умения, и дать группе сработаться, так как на сложных маршрутах уже не до учёбы.
Идём на вершину Башня. Название дано очень метко. На высоком заснеженном хребте возвышается чёрно-красный скальный бастион, напоминающий своими очертаниями крепостную башню. Идём двумя группами по встречным маршрутам, чтобы не сыпать друг на друга камни. Несмотря на относительно небольшую высоту, около трёх тысяч метров, дышать тяжело.
Перепад высот большой, и воздух морозный, влажный. Да, это не Фаны, с их солнечными, тёплыми скалами. С нами в группе идёт парень из Благовещенска со смешной украинской фамилией Вышварка. Ровно год назад, при восхождении на эту же Башню, их группа попала в метель, и он сильно обморозился. На щеке осталась вмятина, а на руках и ногах отняли несколько пальцев. И вот он снова здесь, на том же маршруте, в те же числа и практически в такую же погоду. С уважением смотрю ему в глаза и удивляюсь его целеустремлённости! Другой бы послал эти горы ко всем чертям, а он снова лезет вверх, цепляясь за скалы, верёвку своими изуродованными руками. На вершине встречаемся со встречной группой, обмениваемся записками и скорее вниз. Начинающаяся метель не даёт любоваться красотами, да и мелькающий в снежный вихрях Вышварка напоминает без слов, чем может всё закончиться. Скальный бастион остаётся позади. Вниз, вниз! Чем ниже спускаемся, тем становится теплее. Снег слепит глаза. Вот и лагерь. Торжественная встреча, шутки, смех. Всё! Сезон открыт!
Гора Книжка
С каждым днём становится теплее. Тайга сбрасывает снежный покров, появляются проталины. Иногда гремят снежные лавины. Подходить к вершинам становится сложнее, так как все верхние цирки завалены тающим снегом, а небольшие озёра превратились в маленькие моря. Разбились на группы по спортивным интересам. У нас очень хороший коллектив. Кроме меня и упоминавшихся Воробьёва и Денисова, это зареченец Саша Кулебяев, Игорь по прозвищу «Львович», Серёжа Нечай и Илья Айзенштейн. Молодые, крепкие, весёлые. Дни летят очень быстро. Вершины «сдаются» одна за другой. Одни названия завораживают: Динозавр, пик СОАН, Книжка, пик Иркутск, Иглы Туюк-Су!..
Всё хорошее когда-нибудь кончается. С гор бегут весенние потоки воды. Тайга оживает. С трудом пробираемся вдоль разбушевавшихся рек вниз, в долину, к курорту Аршан. Приходят автобусы, грузим отощавшие рюкзаки и в путь. До новых встреч, Саяны!
Озеро Байкал
До нашего самолёта ещё 4 дня. Иркутяне предлагают нам провести эти дни в полузаброшенной деревне на берегу Байкала. Несколько альпсекций приобрели пустующие дома в вымирающем посёлке Ангасолка. За умеренную плату местные старики поддерживают дома в жилом состоянии, топят печи, заготавливают дрова. Едем электричкой, потом идём заснеженной горной тропой через Прибайкальский хребет. Вот и посёлок. Добротный деревянный дом с полатями, просторной печью, баней, самоваром и т. д. В посёлке загадочное событие. Единственная кошка Мурка принесла котят! До ближайшего жилья полтора десятка километров горной тайги. Весь посёлок решает сложную задачу: кто, где, когда? Мурка облизывает котят, хитро жмурится и тайну не выдаёт.
Сейчас транссибирская магистраль идёт из Иркутска до Слюдянки напрямик через горы, срезая большую петлю. До этого поезда шли вдоль Ангары, до станции Байкал и потом через бесчисленные тоннели в отвесных скалах вдоль берега Байкала по кругобайкальской железной дороге. С уходом Транссиба ветка потеряла своё значение, посёлки стали вымирать, но дорога в рабочем состоянии. Раз в неделю по ней проходит «дизель». Это небольшой тепловоз с двумя «столыпинскими» вагонами. Один вагон для немногочисленных пассажиров, в другом почта и передвижной магазин. На отвесных скалах размечены тренировочные маршруты различной сложности. Развешиваем верёвки и приступаем к тренировкам. Хорошая погода, солнце, у ног плещется Байкал. Из-под тающего снега появляются подснежники. Весна!
Александр Воробьёв
Приятно смотреть на чёткую работу ребят на скалах. Вот идёт по маршруту Саша Воробьёв. Жилистый, пластичный, жизнерадостный. Пройдёт всего полтора месяца и Саша разобьётся на восхождении в Фанских горах. Проходят годы, мы меняемся, стареем, а Саша остаётся в памяти таким же молодым! Очень жаль парня!
Подходит время нашего отъезда. Ещё раз прощаемся с Байкалом, тайгой. Я снова осматриваю дороги и тоннели. В предвоенные годы в их строительстве участвовал лейтенант-сапёр Косогоров М. М. Отсюда он ушёл на фронт, где и погиб через полгода. Здесь, в Слюдянке, в июне 1942 г. родился я, но это совсем уж другая история. Самолёт уносит нас домой. Впереди новые походы, новые восхождения, находки и потери. Впереди жизнь во всём её многообразии.
Валерий Косогоров – «Борода».
Прочитал всё без отрыва. Здорово! Вроде сам там побывал с Вами и снова восхищался Саянами, на которых довелось побывать и зимой и летом. И снова возникли в памяти и жарки , и эдельвейсы, и вулканы Кропоткина и Переточина, и Орлик , и пик Топографов, и Кырен, и Гутара, и Гутарский водопад( у меня он был ледопадом) и даже надоедливые кедровки, и Агульское озеро, и Байкал. Дух туризма передан классно! Не согласен с автором в том, что разрядная система угробила туризм. Как раз придерживаюсь противоположного мнения, что отмена спортивных разрядов значительно способствовало развалу туризма. Именно спортивного туризма, а не экскурсионного.