В походах на Тянь-Шань пензенские туристы совершили огромное количество путешествий. Но это в советское время. Вашему вниманию представляются несколько рассказов об этом районе. Но их может быть гораздо больше- ведь каждую весну в поход на Тянь-Шань из Пензы отправлялось до 40 групп.
А спирта-то нету?!
Группа туристов города Пензы в мае 1981 года собралась совершить поход в районе Западного Тянь-Шаня. И не просто поход – отдохнуть, пофотографировать, тюльпаны потоптать, а пройти маршрут 4-й категории сложности.
Весной. Ну, не терпелось до лета. Кабанову Г. В. необходимо было срочно «закрыть» КМС по туризму. Стоит затравить, авантюристы всегда найдутся, нашлись и на этот раз. В те времена к подготовке относились очень ответственно. Это и подготовка продуктов и альпинистского снаряжения, и тщательная разработка маршрута (картографический материал), и графика движения. Последним занимался Кабанов как руководитель, в чём и преуспел. Шесть в лучшем случае, а в худшем семь-восемь, суток в снегах Западного Тянь-Шаня. А чтобы это «с успехом» преодолеть, вот вам «ноу-хау» – передвижение по снегу на детских
Прошло несколько дней (отъезд, дорога, вход в район). А вот и снег – не очень прочный наст, то, что надо. Первая проба без рюкзака – отлично. Вверх – ёлочкой, траверс – запросто, спуск – слалом. С рюкзаком что-то не очень, вверх тяжело, слалом не получается, рюкзак мотает – исходный вес до 35 кг. Да и проваливаешься всё равно, но ногу из снега уже так просто не вытянешь – нужно снимать лыжу. Но выход найден – рюкзак на полиэтилен, участник впереди на лыжах в упряжке, сцепка – репшнур. При определённом навыке передвижение в 2-3 раза быстрее, чем пешком.
1 мая 1981 года. Ранний отбой, примерно в 16.00 по местному времени, т. к. завтра трудный день, как в воду смотрел. Планируем совершить первопроход перевала ориентировочно 2А категории сложности и дать ему имя Саши Соколовского на правах первопроходцев. Палатку установили на маленькой каменистой морене на подходе к планируемому перевалу, а выше и ниже снег и лёд. Но ведь 1 мая же, ну хоть по пробочке, ну ё-мое! Начальник Кабанов Г. В. неумолим: нет. И даже женщине Гагариной Катерине ни капельки спирта на кусочек сахара – нет. Возможно, после этого эпизода в отдельных разговорах фамилия стала пропускаться, и использовались только инициалы – «ГВ». ГВ сказал: «Спирт запечатан сургучом, и мы его несём дальше». Надул и какой-то жёваный шарик, который сразу лопнул, то ли от мороза, то ли не смочили горло надувателя спиртом, и он дунул в шарик неаккуратно. Легли спать. Не спится. Лежим, молчим – светло ведь.
Неожиданно все заметили, что в природе очень тихо, и кто-то сказал (не помню точно, вроде Бажаткин М.): «Что-то тихо, аж противно». Зря он это сказал – это была команда, палатка подпрыгнула от резкого порыва ветра, затем от следующих порывов оторвались все оттяжки, и палатка завалилась на нас. Держали её лёжа, так как вылезти из спальников при ещё более усиливающемся ветре не представлялось возможным. Мысли закрадывались разные: «А где рюкзаки, а не сдует ли нас, и вообще – за что?» Спустя час всё так же неожиданно стихло. Подъем в 2 часа. Быстро сняли палатку, вскипятили чай, уложили рюкзаки, во время укладки своего рюкзака «хранитель» спирта, или правильнее «носитель» заявляет, что фляжка с «чистым» вроде как подтекает, и тут каждый участник решает, что он должен лично убедиться в целостности сургучовой пломбы и отсутствии или наличии течи. Способ у каждого свой – кто носом, кто языком, но попробовали все. Резюме – показалось или померещилось. В 3 часа выход, ещё темно. Подход под перевальный взлёт занял несколько ходок. Как раз рассвело. Сам подъём на перевал описывать не буду, это отдельный рассказ. Использовались многие приёмы альпинистской техники: вешались перила, связки, страховки – всё пригодилось. На одном участке приходилось уворачиваться от летящих сверху камней. Категорию сложности перевалу присвоили 2А – весной, летом видимо будет 2Б.
После спуска с перевала на другую сторону хребта крутизна склона позволила в полной мере использовать наше «секретное оружие» – маленькие лыжи. За вторую половину дня мы покрыли довольно большое расстояние. К вечеру усталость стала брать своё, но ставить лагерь в снегу не хотелось – нужно было дойти хотя бы до первой небольшой проталины.
Группа сильно растянулась по выполаживающейся снежной долине. Я шёл первый, метров 250-300 сзади Кабанов Г. В., и далее, ещё значительно отстав, – остальные участники группы. Вот глаз зацепился за что-то серое вдали, ход сам собой ускорился. Ближе увидел огромный плоский (метров 6 в диаметре) вытаявший камень. Ниже и правее метрах в сорока – вырывавшийся из-под снега ручеёк, и на правом берегу, ещё дальше, метрах в 300-400 несколько проталин, где, видимо, можно остановиться на ночёвку.
Мы как бы оказываемся на левом берегу. Ручей перебродить не вызывает никаких проблем, и я решаю пройти справа от камня ближе к ручью в направлении места брода. Чтобы слева обойти камень, нужно идти несколько вверх, а это лень. Минуя камень, метрах в двух от него, неожиданно проваливаюсь в снег метра на три. Это огромная проталина под снегом с тонким слоем над ней. Я улетаю как в ловушку, а рюкзак остается на поверхности, т. к. я его тащил на репшнуре и в момент падения выбросил из рук. Сопутствующим снегом меня присыпало чуть выше колен.
Рассказ Кабанова: «Шел впереди Саныч, шёл, и вдруг нет, как за угол свернул, а угла-то и нет, да и откуда он здесь? А рюкзак, красный «Ермак» на полиэтилене, есть – далеко видать. Значит, спрятался за рюкзак. Поспешил к месту исчезновения. Лежит рюкзак на снегу, а дальше снежный погреб, а в нём – Саныч чего-то ковыряется. Живой? А из погреба: «Живой, вроде, шнурок давай (т. е. верёвку)».
Мой рассказ: «От неожиданности сразу не мог понять, ушибся или нет, вроде всё в порядке. Помощь подоспела быстро в лице Кабанова и спустившегося ко мне конца верёвки. Но воспользоваться верёвкой удалось, только когда откопал ноги, чтобы снять лыжи, затем их выкинул наверх и наконец-то синее, озябшее, клацающее зубами моё тело было поднято на поверхность с помощью подоспевших участников группы».
Идет Егор Василич как-то странно, чувствуется, вроде как боится приближаться. Он в очках, но глаза расширены, кажется, больше очков, руки несколько в стороны, пальцы на руках сильно растопырены, колени слегка согнуты (я эту позу никогда не забуду), и говорит: «Ребята, а спирту-то нету?!». Не сговариваясь¸ молча, сшибая по пути Егора, бежим к его рюкзаку, безжалостно вытряхиваем всё из рюкзака, выворачивая его наизнанку, проверяя каждый карман по нескольку раз, и всё равно не верим своим глазам: НЕТ!!! Возвращаюсь к Илюхину, и чуть ли не беру его за горло, спрашиваю: «Где?». Он что-то лопочет, ибо сам ничего не понимает. Когда снизилось артериальное
Виноватые: Гагарина Катерина – весь вечер канючила капнуть несколько капель спирта на сахар, как у альпинистов; Саныч – не дал утром фонарик для осмотра места стоянки, т. к. он у него на дне рюкзака, а рюкзак уже собран и даже на плечах; ГВ – ну, потому, что не разрешил; Голяков – потому что последний нюхал фляжку и не отдал Илюхину в руки, а положил её на камни рядом с рюкзаком, там она и осталась; Егор, Юра, Василич, Илюхин или как там его – он просто… ну, не прав. Рассуждаем: может, завтра обратно за спиртом, ведь больше нет? Но сроки не позволяют вернуться. Пойдём дальше по маршруту без спирта, но с дровами в виде лыж…
Насчет лыж. Полностью себя оправдали в плане передвижения на снегу, особенно умеючи, ну и чуть-чуть в качестве дров. В последний день, при выходе из снегов, перед ужином было торжественное построение изрядно потрёпанных и неоднократно ремонтированных лыж, фотографирование их и торжественное приготовление ужина на костре из лыж, хватило даже на завтрак. Их было очень жалко. Хотелось даже донести до конца маршрута в качестве сувенира, но кушать тоже хотелось. Я снял крепления и положил в рюкзак – на
Сан Саныч (Стульников Александр)
.
КАРА-АРЧА – 1982
На Западном Тянь-Шане много мощных, бурных и красивых рек: Акбулак, Саргардон, Чаткал, да и благородная красавица Кок-Су известны всем. А что такое Кара-Арча? Так, речушка некая, и не каждый о ней слышал. Когда мы спустились с перевала Туманный под руководством Николая Качаева, то сразу же ощутили дикую суровость и красоту ущелья Кара-Арчи. Во-первых, никаких троп и следов человека. Во-вторых, нам сразу попались следы медведя и евойный же помет. В-третьих, ущелье узкое, скалы прижимают со всех сторон. Кажется, заиграй вдруг органная музыка, и не удивишься – где же ей еще играть, как не здесь?
Нашли растерзанного волками архара. Андрюхе Костареву достался рог. Встретили двух ребят из Ташкента, у которых поход выходного дня по случаю женитьбы одного из них. Они сидят на камне и не могут двигаться ни вперед, ни назад – прижимы. Навесили перила, переправились через реку. Ташкентцы идут с нами. Потом еще две переправы с веревками и, наконец, увидели памятник. Записка в бутылке: «Товарищ! 10 июня 1979 года на переправе трагически погиб руководитель группы Александр Чернышов. Татьяна Секрет погибла ниже по течению реки Кара-Арчи возле слияния с рекой Акбулак». На мраморной плите выбито:
Пролетит ли птица над скалою,
Или ты устало подойдешь,
Поклониться надо нам с тобою
Тем, которых больше не вернешь.
Вот в какое место нас занесло! Далее снова прижимы. Попытались обойти верхом свободным скалолазанием, но эта затея не удалась. Пришлось спускаться к реке на веревках. Несколько раз переходили реку стенкой по шесть человек, ибо течение столь мощное (хоть воды – всего по колено), что сносит с ног. Во время одного из переходов у Славы Смоленцева буквально вырвало ноги из-под него и потащило. Славку мы не отпустили, сомкнулись кольцом и стоим как дураки посередине реки. Нам на помощь кинулась стенка Качаева. В общем, все спаслись, до Акбулака дошли без потерь. Здесь висит трос. А на противоположном берегу Акбулака – дорога! А по ней вверх едут машины! Ведь завтра 1 Мая!
Ташкентцы поблагодарили нас за помощь, ведь без нас, что бы с ними было – одному Богу известно. При переправе по тросу у меня ветром сдуло кепку, я взмахнул рукой и на лету ее поймал. Редкая удача! А со спасенными нами ташкентцами в последующие годы я встречался на Иссык-Куле и на Кок-Су. Об этом прохождении Кара-Арчи в одной заводской многотиражке была статья (полностью из моего дневника) и с моей фотографией, но за подписью: М. Гущин. А переправ со страховкой через Кара-Арчу за два часа мы насчитали четырнадцать!
РЕБЯТА, УЧИТЕСЬ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ЛЕДОРУБОМ!
И была дневка. Дневка на Кок-Су – это святое. С утра отправились на восхождение на вершину Чернышова. Вернулись несколько притомленные, голодные больше среднего, но под впечатлением. Налили нам с Юркой Деминым супчика, только мы зачерпнули ложкой, как пришла весть: на спуске с Аляма произошел несчастный случай – женщина упала и получила травму. Тут же, не успев поесть, мы с Юркой, вместе со всеми спасателями, побежали что есть духу вверх по тропе на перевал. Пострадавшая лежала внизу, почти у самой реки. При переходе снежного языка она, самая опытная в группе – руководительница похода 3-й категории сложности, пошла не по тропе, а чуть выше, поскользнулась и покатилась по снегу. Во время этого падения – скольжения она не смогла зарубиться ледорубом, и этот самый ледоруб проткнул ей бок.
Пострадавшую надо было на носилках поднять до тропы. Склон крутой, несли по шесть человек, менялись через каждые три минуты, тем не менее, тяжело было так, что дыхание со свистом вырывалось из груди, а глаза почти вылазили из орбит. Помню, как девушка стонала и сучила ногами от боли. По тропе нести носилки было уже гораздо легче. В лагере на Кок-Су девушку поместили в какую-то палатку. В одной из групп нашелся врач, который зашил ей рану, чтобы остановить кровотечение. Крови она потеряла много, в палатке была целая лужа.
Наконец-то нам с Юркой представилась возможность пообедать, тем более что приближалось и время ужина. Только поднесли мы ложки ко рту, как появился Вахурин и изрек: «Срочно нужен вертолет для транспортировки пострадавшей в больницу. Так что вам, как самым продолговатым, налегке бежать в Бричмуллу, а там на перекладных добираться до Чимгана». После этих слов аппетит отшибло начисто. Настроение упало до нулевой отметки. Юрка-то первый раз в походе, а я – руководитель, виду показывать нельзя. Усталость после восхождения и, особенно, после спасательных работ, была такова, что тряслись ноги. Но делать нечего, без аппетита кое-как поели в мрачном молчании.
Представьте себе такую прекрасную картину: синее тянь-шаньское небо, красные алямские тюльпаны, бирюзовые воды Кок-Су, и на фоне всего этого великолепия – мы с Юркой, угрюмо поедающие какую-то похлёбку. Предстояло бежать 40 км по коксуйской тропе, вероятно уже в темноте, и мысль об этом не добавляла оптимизма. Медленно-медленно мы поели. Потом еще более медленно стали собираться в дорогу. И когда, наконец, мы были готовы, появилась
Утром прилетел вертолет. Площадка для посадки нашлась только на противоположном берегу Кок-Су. Мост снесло ранней весной, поэтому пострадавшую переправляли по веревочной переправе. А когда ее погрузили в вертолет, она на прощание помахала рукой и мудро изрекла: «Ребята, учитесь пользоваться ледорубом!»
Александр Игнатьев.
МИЛКА, ТЫ СУПЕРЧУВИХА!
Дело было на Тянь-Шане, аккурат на первомайские праздники. Наша группа под водительством Александра Игнатьева вышла на маршрут 30 апреля. Утро 1 мая было великолепным – солнце, ясное синее небо, белеющие вершины и цветущий миндаль. Группа надула шарики для «лёгкости» рюкзаков, вынула поздравительные плакатики, типа «Да здравствует…», сфотографировалась на фоне очумелой тянь-шаньской весны и пошла в предгорья. Маршрут был 2-й категории сложности, я по «опытности» была завхозом, руководитель Игнатьев, в группе также были: Ю. Дёмин, С. Мещеряков и С.… и Ольга Шевченко. День прошёл отлично, становимся на ночёвку, погода начинает меняться, да и мы уже подходим ближе к горам. Разбили две палатки, закрепили камнями растяжки, натянули тент сверху, поужинали и в отруб. Потемнело мгновенно, солнце ушло, полный мрак. В палатке стали уже засыпать, когда резкий порыв сорвал край тента, и он стал бить о край палатки. Я, как дама, занимала в палатке привилегированное положение. Джентльмены лежали по бокам, я – в середине. Палатку поставили с небольшим уклоном. Дёмин спал ниже, я чуть выше, а Игнатьев ещё повыше. За порывами ветра ударили капли дождя, потом обрушился ливень. Плёнка хлопала по палатке, а под палатку стала набираться вода. Этого не случилось бы, если бы мы с вечера окопали палатку, но ничто не предвещало такого поворота событий.
Лежу, слушаю вой ветра, хлопанье тента и чувствую, что подо мной стало влажно. Рядом заворочался Юра Дёмин, тоже ощутил под собой влагу. Заскрипел его коврик и слышу: «Что-то сыровато». Я понимаю, что сейчас неплохо бы выйти наружу, натянуть тент, сделать отводные канавки и опять отрубиться до утра. Но мои джентльмены только плотнее прижимаются ко мне и опять ведут себя подозрительно тихо. Слышу голос Юры: «А подо мной, кажется, лужа». Ну, тут мои
Начала окапывать палатку с трёх сторон. Это было лихо – в полной темноте, под ледяным дождём, бешеным ветром, делать отводные канавки. Кое-как закрепила тент, вползла в палатку, зуб на зуб не попадал, а тут резонный вопрос: «А чо ты там делала?» Я, матерясь в душе, всё мокрое постаралась оставить у входа, в том числе и вибрамы. Ну, у Игнатьева не чёрствое сердце, всё-таки плеснул мне три капли С2H5ОН, и мы опять вырубились до утра. Оказалось, что утром мы дежурим. И какая же у меня была радость, когда увидела свои вмёрзшиеся вибрамы и ледяные ходовые штаны, но… А куда денешься? Тем же ледорубом отбила башмаки, натянула всё заледеневшее. А джентльмены уже разводили костёр, про ночное купание все деликатно молчали. Только слышалась любимая фраза: «Завхоз, сало давай, холодно, однако…». В горах-то так: с вечера – дождь, а под утро – мороз и снег. А тут ещё туман плотный, можно было бы и подольше поспать, идти было невозможно и неясно куда.
Подошла группа из Заречного. Стало немного выпогаживаться, и мы тихо пошли под Тахту. Были указания собирать хворост, т. к. ночёвка должна быть на этой самой распрекрасной Тахте, там сплошной снег, дров нет, погреться только чаем и пятью каплями. На Тахте уже было полно народу, в основном из Пензы-19. Стали резать снег, делать защитные стеночки для палатки – уже умные. Дежурный колдовал с котелком, но, известно, что на высоте вода закипает медленнее, чем в низине, поэтому ждать пришлось прилично. А тут ещё экономия дров, да чтобы ещё и на утро хватило. Дождались. Несёт Игнатьев долгожданный чай и, надо же такому случиться, спотыкается и падает вместе с ним. Но Бог всё видит. Как он изловчился и сгруппировался – неясно, но чай был спасён, ценой, правда, разбитой в
И уже только на днёвке, на Кок-Су я услышала от нашего сурового на похвалу и ласку Игнатьева: «Ну, ты, Милка, супер… Суперчувиха!». Ну и что тут добавишь?
Милка-сан (Устименкова).
СЕВЕРНЫЙ ТЯНЬ-ШАНЬ
Ах, сколько народу нас провожало – друзья, жёны, дети, любовницы и просто сочувствующие. Настроение – лихорадочно-приподнятое, ведь мы едем! Едем к снежным вершинам! Начиналось всё замечательно. Поезд тронулся – все вышеуказанные помахали нам ручкой и поход вроде как начался.
Часа через два, когда мы уже привыкли к стуку колёс по рельсам, у меня вдруг, ну прямо ни с того ни с сего, резко прихватило горло и повысилась температура до 38º с чем-то. Сознание постепенно стало покидать меня, а пол плацкартного вагона уплывать из-под ног. Короче, я свалился. В полубреду помню, как мой организм, который бил озноб, упаковали в спальник, напичкали какими-то таблетками.
В таком состоянии я пребывал сутки. Когда пришёл в себя, горло сильно болело, но не это главное. Ужасная мысль пронзила мозг: «Хана походу! Вот доедем до Алма-Аты, а меня, конечно, Саныч отправит домой. Но все же. А вдруг?» Я тут же выбросил все сигареты, заботливо упакованные в полиэтилен. Когда приехали в Алма-Ату, горло почти не болело, но слабость не покидала моё дистрофическое тело. Кстати, дистрофическим тело моё выглядит только внешне. Сколько раз, помню, перед подъёмом на перевал, когда я жадно затягивался сигаретным дымом, меня спрашивали (в основном девушки): «Как же ты пойдёшь, сейчас такой крутой подъём!» На это я всегда отвечал с усмешкой: «А вы догоните!» Конечно, догнать меня они не могли, ведь это были лица хоть и туристской национальности, но женского полу.
И вот приезжаем мы в Алма-Ату, едем на квартиру к родственникам Сан Саныча Стульникова. Я всё жду, когда меня начнут отправлять домой, но пока не отправляют. Саныч поехал вставать на учёт в КСС, а мы тем временем изучали достопримечательности города, пили лучшую в Союзе «Пепси-Колу». Возвращаемся с экскурсии, а нас уже ждёт автобус – в горах произошёл несчастный случай, нас мобилизуют на спасательные работы. Быстро закидываем рюкзаки в автобус и через час мы в горах. Дело было к вечеру, поэтому поставили палатки. Подъём был в три утра, и – длинная вереница спасателей растянулась по тропе. Двигались в очень быстром темпе, к рассвету добрались до разрушенного селем альплагеря, на высоте около 2500 м. Здесь сохранился домик, в нём остановились на перекус. Открыли сгущёнку-тушёнку. Я зачерпнул полную ложку сгущёнки, ибо очень до неё охоч, поднёс ко рту и чувствую – ну не могу есть её! Прямо тошнит от одного вида её. Кто-то мне сказал, что я прямо зелёный весь, в смысле цвета морды моего лица.
Да, поплохело мне конкретно. В это время появились уточненные данные с места ЧС. Участник похода провалился в ледовую трещину, у него всё разбито в области паха и травма головы, и вроде бы требуется вертолёт. Рация была внизу, решили послать гонца. Гонца послали, а с ним отправили и меня. Гонец оказался ростом мне подмышки, щупленький, но шустренький. Он как припустил вниз по тропе, я за ним еле поспевал. И чем ниже спускались, тем лучше мне становилось. Позже я узнал, что этот «щупленький» был чемпионом Казахстана по скалолазанию. Прибежали вниз, здесь девчонки напичкали меня таблетками, уложили в палатку и завернули в спальник. И снова я провалился в небытие.
Очнулся к вечеру. Через некоторое время появились спасатели. Все были буквально вымотаны. Пострадавший лежал на носилках, голова и рука у него были забинтованы, под глазами тёмные круги и страдающий взгляд. Выглядел он неважно, но остался жив – а это главное. Вечером меня снова стало колотить, температура снова поднялась до 38º. Опять напичкали меня таблетками, снова уложили в палатку, снова укутали. Вспотел до последней нитки.
Утром нас на автобусе, поставив предварительно на учёт, отвезли на Медео, и здесь начался наш поход с восхождения на плотину Медео. Люди поднимались по лестнице с пивом, а мы – с рюкзаками. Всего 834 ступеньки. Первый перевал некатегорийный, но 3000 м, далее весь путь в снегах и по ледникам, но чувствовал я себя уже прекрасно, и бегал как лось. И на высоте 4200, когда перед перевалом Попова мы ночевали, и девчонки валялись пластом от «горняшки», и Тюленев свалил на примус только что сваренную манную кашу, принеся её в жертву «горным богам», я чувствовал себя «вполне», и поход прошёл прекрасно. И воспоминания незабываемые, а потом ещё и Иссык-Куль.
Но речь не о том, хотя с удовольствием вспоминается. Поход я прошёл, наверное, получив хорошую адаптацию. Кстати, тайна болезни осталась нераскрытой. Может, это были первые проявления атипичной пневмонии или птичьего гриппа? И, слава Богу! Бывают такие ситуации, когда вроде и прямой угрозы жизни не наблюдается, и ничего такого экстраординарного не происходит, но запоминаются они на всю жизнь. Не так страшен чёрт, как его малюют. Вот когда впереди что-то неизвестное, непонятное, и ожидаешь чего-то в напряжении психологическом – это обычно страшнее реальной экстремальной ситуации.
НОЧЕВКА НА ЛЕДНИКЕ
Мы шли по леднику вверх, и было это весьма увлекательно. Ледник открытый, трещины преодолевать – интересное приключение, тем более, впервые в жизни. Чистое голубое небо, ослепительно белый лед – ощущения эйфорические. Восторг переполняет душу, забываешь, что за спиной любимый друг туриста – рюкзак, не замечаешь, что пот струится по спине, в общем, полный кайф. Подошли под перевал Попова, а дело к вечеру.
Перевальный взлёт – метров двести, очень крутой, снег на солнце превратился в месиво, и брать перевал можно только по утрянке, когда всё замёрзнет. А значит, надо устраиваться на ночлег. Где, прямо на льду? Перед перевалом – морена. И вот мы начали ворочать здоровенные камни, стараясь уложить их так, чтобы можно было поставить палатки. Это было делом нелёгким, потому что камни оказались тяжёлыми. И плоских камней среди них почему-то не попадалось. К тому же неожиданно мы узнали, что такое «горняшка», видимо, сказывалась недостаточная акклиматизация.
Навалилась страшная усталость, все движения были как замедленные кадры немого кино – в полной тишине, будто заключённые в концлагере мы ворочали эти камни, и делать это очень не хотелось. В конце концов палатки кое-как установили, девчонки сразу завалились туда, и никакая
Но прямо над нашей палаткой возвышается огромный каменный куб, вмёрзший в лёд, и в голову приходят всякие дурацкие фантазии вроде «что будет, если этот камушек чуть сдвинется и упадет на нас». Кое-как улеглись, камни всё время врезались в бок, то есть было весьма не комфортно, и вдруг где-то под нами, в толще льдов что-то ухнуло, потом забулькало, и постепенно затихло. Ну, как можно спать в таких условиях? Когда каждую секунду ожидаешь, что лёд под тобой провалится, и ты окажешься в «ледяной преисподней? К тому же ухало ещё несколько раз, и эти звуки отнюдь не вселяли оптимизма. Было жёстко, холодно, тоскливо, как в фильмах Тарковского и даже хотелось домой. Казалось, что я совсем не сплю, а только нахожусь в неопределённом состоянии – между сном и бодрствованием.
Но всё-таки я заснул, потому что мне приснилось, что меня засыпало какой-то ледяной лавиной. Дышать нечем, лёд давит со страшной силой, ужас и отчаянье, охватившие меня, были столь явственными, что проснулся я с волосами, дыбом вставшими, в холодном поту, и не сразу мог сообразить, где нахожусь. Когда я, наконец, понял, что жив и даже может быть здоров, радости не было предела. Утром на градуснике было минус 4, а по радио сообщили, что в Москве 30 градусов жары.
Александр Игнатьев.
(10) комментариев