Лыжный поход по Южному Уралу 1960

С 1 по 12 апреля 1960 года, ровно за год до первого полета человека в космос, в то время совсем молодые, а ныне – легендарные пензенские путешественники из добровольного спортивного общества «Труд» («Завод имени Фрунзе») совершили лыжный поход 2-й категории трудности (3-й категории сложности) по Южному Уралу.

 

Группа проследовала маршрутом: город Сатка (Челябинская область) – поселок Карелка, в том числе озеро Зюраткуль – поселок Сибирка – поселок Березяк – поселок Тюлюк – поселок Александровка – город Юрюзань – вершина горы Куян-Тау – вершина горы Яман-Тау – поселок Маярдак – город Белорецк (Башкирская АССР). В течение 12 дней было пройдено 257 километров.
Руководил группой Банарюк И. З.
Участвовали: Гребенник В. И., Елистратов Г. Е., Животов В. С., Карпухина Н. Г., Косева А. И., Рубцов А. К., Сухарев А. Н. Всего 8 человек, все – из города Пензы.

Мы с Вами держим в руках дневник одного из участников путешествия. Он был написан 55 лет назад и сегодня публикуется впервые – точно по рукописному первоисточнику.

Этот документ, судя по всему, принадлежит перу Виктора Гребенника. В то же время, текст очень похож на произведение коллективного творчества. Об этом красноречиво свидетельствует разное настроение пишущих, разный стиль изложения, в конце концов, разный почерк.

Работа над текстом (не над ошибками!) происходила необычайно трудно. Абстрагируясь от того, чему нас учили на уроках право- и чистописания, во-первых, необходимо было не потеряться во времени, во-вторых, сохранить все нюансы того малоизученного южно-уральского диалекта, на котором шло повествование, поперек русскоязычных правил. По возможности, не замечая отсутствия синтаксиса и пунктуации, вообще не заикаясь о слове таком – «орфография».

Отдавая дань справедливости, мы не отважились покуситься на святая святых, не вызвались осквернить своим присутствием ценный источник народной мудрости, кладезь туристского фольклора. Вот и читайте теперь, все как есть…

Группа велозавода в составе: Банарюк И. З. – руководитель. Члены: Гребенник В. И., Животов В. С., Сухарев А. Н., Елистратов Г. Е., Косева А. И., Карпухина Н. Г., Рубцов А. К. В ночь на 30-ое марта (вернее 31-ое) группа туристов выехала поездом до станции Сатка.

1-е апреля

В 7 часов по московскому времени (или в 9 часов по местному) группа прибыла на ст. Сатка.

Отсюда начинается наш маршрут. Первый переход составляет 24 км и заканчивается на озере Зюрат-Кюль. Поев в местной столовой суп с сибирскими пельменями и средний шницель, мы одели рюкзаки и двинулись через городок.

К достопримечательностям города можно отнести металлургический завод и краеведческий музей, размещенный в бывшей церкви.
Город стоит на берегу озера. На противоположном берегу к воде сразу подступает лес, вдали виднеется хребет Зюрат-Кюль с несколькими вершинами.

Справа хребет Сука утопает в тумане. Примерно в 11 часов по московскому времени группа миновала город, перейдя озеро и взяв первый подъем.

Итак, мы вышли на маршрут. Несколько слов о нашем передвижении (вернее способе передвижения).
В Пензе мы взяли лыжи, рассчитывая идти на них. Но пришлось лыжи нести в руках. Еще ранее мы решили их оставить через 4 дня в Юрюзани, чтобы взять их на обратном пути. Рюкзаки у нас достигают веса 25 кг, у девочек (их две) – несколько меньше.

Больше половины ранее не ходили с таким грузом. Да и дорога была плохая. Короче нам всем было довольно тяжело, как это и бывает обычно в первый день. Порядок следования наш таков – 45 минут работы и 15 отдыха. За 45 минут мы проходили приблизительно по 3 км. Для первого дня темп вполне удовлетворительный. Никаких особых происшествий не произошло. Несколько раз встречали местное население (в виде шоферов и водителей кобыл), у которых справлялись о дороге.

В 3 ч. 15 м. был сделан большой привал на перевале. Меню наше было кофе и хлеб с маслом. Все было сделано быстро, условия для костра колоссальные. Здесь впервые мы смогли осмотреться и почувствовать, что вокруг – красота. В природе не чувствовалось грандиозности и суровости Памира, мрачности Кавказа, но была своя мягкость и прелесть.

Небольшие, округлые горы, покрытые лесом и снегом, действительно успокаивали нервы. Впереди предстоял спуск, в виду этого мы решили применить лыжи. Они были смазаны и скользили довольно хорошо. Однако большой груз мало способствовал передвижению. Лично у меня было несколько довольных падений. Интересно, что упавший человек на 30% беспомощен, и встать сам вряд ли сможет. Приношу здесь благодарность Наташе и Виктору Степановичу, оказывавшим мне это одолжение. Довольно быстро мы преодолели 3-х километровый спуск. Уже вечерело. Не знаю, может быть от шатания на лыжах или от того, что был слышен лай собак, но настроение у нас поднялось. Небольшое усилие на подъеме и мы увидели перед собой несколько хат.

После выяснения оказалось, что это село Карелка. Мы решили заночевать здесь. Расположились в доме у Абрагимова Николая Ильича. Нас очень хорошо встретили, дали нам отдельную комнату, что нам было очень кстати. Было решено завтра сделать вылазку утром на озеро (5 км отсюда), а потом кратчайшим путем в следующий пункт нашего маршрута село Сибирка. Отсюда до села 15 км, делая такой ход, мы экономим 12 км под грузом и гарантируем себе прогулку на лыжах. Общий километраж тот же, но силы берегутся. Приняв столь мудрое решение и поев, мы залегли спать, расстелив спальные мешки. Перед этим Наталья Георгиевна, исполнявшая роль сестры милосердия, натерла наши натруженные крестцы настойкой йода. Спите спокойно. Ведь завтра нас ждут дальнейшие испытания.

 

2 апреля

 

Встали в 8 часов утра (по местному времени, дальше на протяжении всего дневника время будет указываться местное).

Как и было намечено, мы вышли на Зюрат-Кюль на лыжах. Погода стояла хорошая, слегка примерзло, поэтому идти было легко. Во время ходьбы все основательно согрелись, а Анатолий Николаевич последовательно снимал с себя все верхние одежды и под самым перевалом остался в одних штанах. С перевала, когда он к нему подходил, он выглядел как пещерный житель, вышедший на охоту. На самом перевале вид был чудесный.

Спуск занял каких-нибудь 10 минут и вот мы уже на озере. Само озеро имеет довольно привлекательный вид, округлено горами. Летом здесь, очевидно, очень хорошо. Сейчас на озере рыбачат рыбаки. Я и Толя Сухарев посетили такого рыбака, правда рыба в это время не клевала. Надо отметить, что народ здесь очень приветливый и на такую шантрапу как мы, смотрит, я бы сказал, очень хорошо. Повертевшись на озере и несколько раз сфотографировавшись, мы поехали обратно.

В Карелке были около 12 часов. До конечного пункта на сегодняшний день – Сибирки – остается 15 км. После вчерашних 20 км это нам показалось довольно малым числом, за что нам и пришлось жестоко поплатиться. Через первые 30 минут у Вани оторвалась лямка. Это дало 40 минут простоя и тему для разговора. Это было единственное светлое пятно после нашего выхода. Дорога была отвратительная, шли нога в ногу, снег проваливался. Все 8 км прошли как у египетских рабов. 8 км мы шли 4 часа.

Наконец, пришли в Сибирку. Это большое село. Нас интересовало только место, где можно было бы приткнуться. Таковым местом оказалась школа. Туда нас пустили при условии, что мы не украдем ни одного молотка и плоскогубцев из школьной мастерской, так как предыдущие группы что-нибудь да тянули. Обед (или ужин) готовил я и Толя Сухарев. Все признали, что еда была колоссальная. Аля писала плакат для школы. Люди так устали, что никаких мыслей кроме сна ни у кого не было, тем более что завтра нам предстоит пройти 25 км, переход до села Березяки.

 

3 апреля

Встали в 6 часов утра. Наскоро поев и прибрав в школе, мы бодро двинулись вперед. Не знаю почему, но км летели из-под наших ног как птицы. У меня было мерзкое самочувствие, ведь нельзя же отставать от других и я двигался за всеми. На одном из привалов мы все сфотографировались в эффектной позе на фоне горы Уан (хребет Большой Уан).

Не успели мы оглядеться, а уже вблизи перевал через хребет Машук. Единым дыхом мы его взяли. Здесь до Березяков рукой подать – 6 км. Спуск был хороший, покрыт снегом, поэтому решили встать на лыжи.

Как иногда говорят, в горячечном бреду проскальзывают здоровые мысли, так и у меня родилась идея применить нарты для перевозки груза (как это мы делали на соревнованиях). Меня поддержали Кузьмич и Виктор Степанович. Сразу дело закипело и через 10 минут были готовы сани под маркой «Тайга-1» грузоподъемность 3 рюкзака (около 75 кг). Идея оказалась зрелой и на практике себя оправдала. Наш дальнейший путь был почти усыпан розами, как говорили в старину поэты.

К 1 ч. 30 мин мы достигли реки, над которой стояла скала с вышкой, а под ней 2 дома. Итак, наш конечный пункт перед нами. Однако разве может успокоиться резвое сердце нашего начальника, если еще только 2 часа дня. Естественно нет. Да и сами мы были настроены на перевыполнение плана. Тут еще подвернулся нам местный товарищ, который пообещал нам через 13 км домики и русскую печку. Поэтому мы решили идти дальше. Здесь же мы остановились, разожгли костер и вскипятили чаек.

В 3 ч. 30 мин мы двинулись дальше, но идти стало значительно труднее. Может это плохая дорога, а возможно и моральное сознание, что норма выполнена. Однако это не мешало нам брести и месить грязь. Дорога шла через болото, и это было довольно унылое шествие. Сбоку было два полуразвалившихся дома и пепелище от третьего. Прошли 3 часа и, наконец, показались скалы, за которыми должны быть обещанные домики. Завернули мы за скалы, прошли 500 метров и начали глядеть влево, как нам советовали, но, увы, судьба-злодейка нам не улыбалась, еще один километр проплыл мимо нас с тем же плачевным результатом.

Начальники нас остановили и побежали в разные стороны. Было уже темно, холодно, наши ноги были насквозь мокрые и только железная воля и нервы придавали нам бодрость духа. Минут через 15 вернулся Ваня. Мы решили расположиться на ночевку на том месте, где стоим.

Безжалостно застучали топоры и под мощною рукою Кузьмича полетели сосны и березы. Я рыл проход в снегу т. к. человек, отходивший в сторону от дороги, проваливался по пояс в снегу. В короткое время Кузьмич соорудил костер, а я и Сухарев поставили первую палатку. Все было готово, оставалось поставить еще одну палатку и поесть, что и было сделано без промедлений. Это наша первая вынужденная ночевка в снегах, предстоит еще 3 (плановых).

Поработали мы на славу. Большинство улеглось в палатки, а несколько индивидов остались у костра сушить обмундирование. Сухарев и Елистратов поплатились ботинками, что несколько понизило их настроение. В 12 часов легли спать последние, оставив догорать костер. В палатках было не холодно, даже жарко. Как говорится, в тесноте, но не в обиде. С этим мы и отошли ко сну

 

4 апреля

 

После первой ночевки в палатках встали в 7 часов. За ночь выпал снег, прикрыл все пеленой и скрыл под ней наше вчерашнее неприглядное отношение к природе. Надо было собираться и уходить. Нам предстоит переход от места ночевки до села Тюлюк, а потом до Александровки. От села Александровка до ст. Юрюзань 10 км, Юрюзань – конец первой половины пути, там наша дневка, а затем выход в ненаселенку.
Выпавший снег соблазнил меня снова на нарты. Я, Сухарев и Животов решили отдать должное изобретательности человека. Была построена система «Тайга-2» той же грузоподъемности, но с учетом длинного пути. Пока мы ее строили, группа ушла.

Мы вышли с опозданием примерно 40 минут. Первые сотни метров все шло отлично, но потом естественные препятствия в виде камней, кочек и рытвин начали потрясать нашу систему до основания. Если посмотреть со стороны, то три человека среди тайги, в снегах, везущие сани, очень напоминали героев Джек Лондона, вот только у них сани не подвергались такому губительному воздействию камней. После первых 2-х км система дала первую аварию, но она была сравнительно легко устроена. Дальше пошло хуже. Дыхание со свистом вырывалось из глоток 2-х идущих впереди, третий бежал то сзади, то сбоку, выравнивая, подталкивая и поправляя систему. Система шаталась, скрипела, но продолжала ехать. Через 15 минут после первой произошла вторая и третья авария. После 3-ей аварии не выдержали люди (хотя система еще была трудоспособной), они одели рюкзаки на спины, а лишние вещи (палатку) везли на системе «Тундра-2а», облегченный вариант. Но система не выдержала и через 10 минут развалилась.

В это время мы увидели наших людей. Они ждали нас уже 30 минут. Совсем недалеко. Таким образом, если бы не камни, более надежное крепление и наше большое терпение, то система бы оправдала трудность. Это значит, повод к тому, чтобы далее подумать над окончательной и установившейся конструкцией нарт типа «Тайга» для перевозки груза.

Разобрав лыжи и приняв решение нести рюкзаки на себе, мы двинули дальше на Тюлюк. До села остается километров 5. Дорога плохая, ноги у меня промокли уже раньше, да и у остальных тоже мокрые. В село мы шли через перевал. Только прелести уральского леса, здесь проявившиеся в полной силе, немного скрашивали наш очередной путь. В село мы пришли в 13 часов дня. Сухарев шел в туфлях Кузьмича. Гена шел в одном своем ботинке, а левая нога была в кеде Виктора Степановича. Мы могли идти дальше, но здравого смысла и логики в этом не было:
а) Люди промокли и устали;
б) Дорога размокла;
в) Отсюда скорость мизерная, а идти 18 км.
Если остаться, то сразу мы получили бы возможность:
а) Привести себя в порядок после снежной ночевки и поспешных сборов;
б) Утрясти рюкзаки, пополнить продукты;
в) Просушить обувь и одежду;
г) Хорошо отдохнуть после вчерашней гонки.

Результат получится один и тот же. Если бы сегодня вышли, то были бы в Александровке не раньше 8 часов вечера. Это значит, что вышли бы мы завтра часов в 9. В Юрюзани были бы часов в 12. Но это мы бы потерпели адские муки сегодня и неизвестно что завтра. А люди к этому не были готовы – у Сухарева и Гены не было даже ботинок, один шел в летних туфлях, а другой в чулке.
При втором варианте мы встаем завтра в 3-4 часа и выходим рано в 5 ч. утра. Дорога без сомнения будет лучше, люди отдохнут, поэтому 28-29 км до Юрюзани мы покроем до 2-х – 3-х часов дня, а может быть и раньше. Сейчас мы в тепле, варится еда, вещи сушатся, а люди отдыхают. Да здравствует логика и человеколюбие!

На сегодня кончаю, ничего нового, кроме сна и пищи. Да, нашим девочкам надо поклониться в ноги, так как они кормят нас, и довольно хорошо, а мы только спим и им мало помогаем. Но, опять же – равноправие. Ничего, пускай привыкают. Завтра беспросветный марш-бросок. Даже войска так не ходят. Спросим себя – за что страдаем? Собачья жизнь! Ложусь спать.

 

5 апреля

 

 

Несколько слов о прошедшей ночи. После первых разоблачений и расслабления мокрых ботинок, носков, штанов и т. п. все забылись тяжелым сном, предварительно покушав. Будильник поднял нас в 3 ч 30 м. Сборы продолжались до 5 часов. Без двадцати шесть, расплатившись с бабкой, мы вышли. Впереди Александровка за 18 км.

Дорога, как и ожидалась, примерзла и была довольно сносная. Снова порошит снег. Дорога проходит через лес, местами очень красивый. Слева проходит линия телеграфа и хребет Бихта с обнажениями скальных пород. Этот хребет тянется вплоть до ст. Юрюзань. Перед самой Александровкой горка, с нее видно все село. Это пока единственное село, где мы видели признаки обработки почвы. За Александровкой километров на 45 голая местность. Снег усилился, порывами дул ветер. Сегодня нам особенно пригодились штормовые костюмы. Александровку мы прошли в 12 часов. За полкилометра после нее сделали привал, попили какао. Впереди конечный пункт – Юрюзань. Все наши силы были мобилизованы на скорейшее продвижение вперед. В 13.00 мы покинули место стоянки, от нее до Юрюзани 11-12 км.

Впереди был поставлен В. С. Животов, который подобен резвому Пегасу. Надо отдать должное его железной натуре, которая позволяет ему при рюкзаке, превышающем по весу все остальные на 5 и более кг бегать кругом, фотографировать и проявлять дикую маневренность. С таким двигателем во главе мы ускоренным маршем двинулись на Юрюзань.

Снег все время усиливался и, в конце концов, затемнил солнце, которое казалось темным пятном.
В 4 ч. 30 м. мы уже были в Юрюзани, купили там копченой селедки. Попутно нам рассказали про пять трупов двухмесячной давности, которые были два месяца назад живыми туристами. Эти люди померзли на горе Сухой за Белорецком. Это, конечно, заставило нас призадуматься. Сегодня почти прижились. Завтра фанатики собираются ехать на разведку подступов к горе Яман-Тау.

Это легендарная гора в нашем походе. Цель и мечта большинства – сняться в голом виде на ее вершине. Короче это наш финиш. О чем бы ни шла речь, все сводится к этому имени.
На сегодня все приключения окончены и очевидно ничего нового не будет.
Предстоит обычный сон и обычная еда, может более обильная, не потому, что мы хотим есть, а потому, что надо, т. к. чем больше съедим, тем легче будет наша ноша. Пока кончаю.

 

6 апреля

Все наслаждались сном, поэтому встали довольно поздно. В 10 часов Ваня, Витя Животов и Толя Сухарев уехали на разведку. Остальные должны закончить все хозяйственные дела, отметить маршрутный лист, а главное – подготовить баню.

Мы даже не думали мечтать о таковом. Все это высказывалось в порядке пожеланий, а тут у старухи настоящая русская баня. Я, Кузьмич и Гена наносили туда воды, старуха начала ее протапливать. Время тянулось медленно. Занимались все кто, чем хотел. Наташа гадала на картах, я читал и т. д. В 5 часов вечера приехали разведчики. Они были в восхищении от красот природы. Сообщили, что нашли охотничью избушку, в которой предполагается следующая ночевка. Завтра рано вставать. Впереди ненаселенка. Было одно событие, несколько омрачившее наше настроение. Кузьмич заболел и вынужден был остаться. Нас осталось 7 человек.

 

7 апреля

Бабка уехала еще ночью в 2 часа. Мы встали в 6 часов. Как всегда сборы, спешка. Вечно что-то не хватает и не все на месте. Наконец, кажется, все уложено. Настроение у людей приподнятое:
а) Мы входим в ненаселенку;
б) Погода стоит прекрасная.

Впервые здесь мы надели лыжи. Надеюсь, они нам сослужат службы – недаром же мы тащили их столько времени.
В 9 часов мы выходим из избы и выстраиваемся перед хатой. Ваня производит краткий осмотр, и мы трогаемся. День начинался безоблачным, однако судьба-злодейка подшутила над нами. Три часа мы пробирались по лесу к избушке. Природа и тут стоит во всей своей нетронутой красоте. На одной из полян мы сделали привал на полчаса. Здорово и покатались на лыжах. В лесу снег по пояс и без лыж совершенно невозможно (а мы еще хотели их оставить в Юрюзани). После привала еще час шатаний через кусты и заросли, и мы неожиданно выскочили на реку Юрюзань. Отсюда, как говорят разведчики, уже близко.

Примерно за километр до конца мы догнали хозяина избушки. Он шел туда же на охотничьих лыжах (лыжи широкие из осины, совершенно не проваливаются). Вместе с дедом пришли к его избе. Изба как в сказках (чуть не на курьих ножках). Дед нас несколько разочаровал: объяснил, что до Яман-Тау еще 35 км, в то время как руководство считало, что всего 27 км. Он нам указал избушку выше по течению реки за 15 км, от которой до Яман-Тау еще около 30 км. Поэтому мы отменили свою ночевку и решили двигаться до второй избушки. У деда мы были в 12 часов. Вышли от него в 1 ч. 30 м. Двинулись мы по речке, но скольжение уже было не то. Выручали свечки, которыми смазывали лыжи. По сторонам тайга во всей своей красе нетронутая человеком.

Много следов разной живности. При наших слабых познаниях мы твердо узнавали только следы зайца. Таким образом прошли 10 км, когда вдруг Виктор Степанович вспомнил, что оставил пленки в Юрюзани. Положение осложнилось тем, что там были не только чистые, но и заснятые, которые являются нашим документом. Поэтому необходимо было возвращаться. Животов и Сухарев скинули свои рюкзаки нам на произвол судьбы, а сами кинулись назад. Пришлось мне и Ванюше одеть на себя по 2 рюкзака. Вся прелесть природы сразу пропала. Весь отрезок пути до избушки для меня лично пропал. Осталось перед глазами только снег и лыжня. В 5 ч 30 м мы были у избы, снова природа для нас ожила. Отсюда открывается вид на хребет Машак. Видны две вершины. На одной из них вроде вышка. Сначала мы думали, что это Яман-Тау. Ваня решил поразведать путь и вместе с Геной полезли на хребет. Я остался разводить костер и вместе с девочками готовить ужин. У нас все уже было готово, когда вернулись наши разведчики. Они залезли на хребет, но ничего с него не увидели (я имею в виду Яман-Тау). Вид оттуда был замечательный, и они стонали от восторга.

Перед нами в избушке была группа из пединститута (г. Пенза), которая уже подготовили в основном внутренний вид. Нам осталось только разложить свои мешки. Только мы устроились (это было около 23 часов), как пришли наши лыжники. Они сделали в общей сложности около 70 км. Пленок они не взяли, т. к. Кузьмич их увез с собой, но это тоже хорошо, т. к. мы узнали, что они не пропадут. Осталось у нас только 40 кадров, а впереди самый интересный участок.

8 апреля

Встали в 6 часов. Ваня торопит, т. к. сегодня предстоит трудный день. Надо подняться на хребет, взять вершину и проверить, где же, наконец, Яман-Тау. В 9 часов мы начали подниматься в гору. Склон был очень крутой (>60°), подымались на лыжах, поэтому каждый приложил немало усилий. Склон мы преодолели за 1 ч 50 м. Затем началось наше шатание по кустам через ельник. Мы должны выйти к вершине. Шатались мы тоже около 2-х часов. В 11.30 мы были на подступах к вершине.

Тут впервые мы отказались от горячих напитков во время обеда и заменили их экзотическим поглощением какао прямо из банок. Все это проделывалось на ветру. Все мы были замерзшие, как собаки. После столь слабой поддержки наших еще более слабых организмов, нам пришлось снять лыжи и двигаться по склону пешком. Снег лежит на камнях. Часто мы проваливались по колено, и можно было запросто сломать себе ногу. Однако тогда это нам в голову не пришло. Под самой вершиной, когда мы вышли на перемычку, то вдали увидели долгожданную нашу Яман-Тау. Она вся снежная и видно две ее вершины. Большая вершина плоская. Между вершинами явственно виден перевал. Это наша завтрашняя цель. До нее оставалось 15 км. Вершину Куин-Тау мы брали без рюкзаков. На вершине дикий ветер, зато вид исключительный. После этой экзотики начался не менее экзотический спуск. Неоднократно падая, вставая и кляня жизнь, все мы катились с горы. Скатившись, отдышались, поморгали глазами и снова началось мерное шагание. Идти на лыжах легко. Наст хороший. Кроме этого у нас значительно облегчились рюкзаки, впереди ясная цель. Все это помогало нам обращать не только на пятки впереди идущего, как это было раньше, но и на окружающий мир; а мир этот был полон красоты. Трудно описать все это словами, но, во всяком случае, все наши труды и лишения полностью окупились. Спугнули зайца. Это первая живность (кроме следов), какую мы здесь видели. Еще до Березяков Сухарев спугнул глухаря и тетерева, но это были птицы.

В 7.30 мы остановились, было еще светло, что помогло нам хорошо выбрать место и подготовить лагерь. Ночевка была организована по всем правилам. Палатки стояли лучше, чем на соревнованиях. Виктор Степанович разложил костер до неба. В 10 часов уже все спали, кроме дежурного, который рубил лес (дрова в смысле). Чай в этот день был особенный, надо сказать, с солью. В этот день, надо вообще отметить, лес рубили направо и налево, только щепки летели. Все делали на лыжах. Признанный дровосек – Сухарев. Сосны, ели и березы со стоном валятся из-под его могучей руки. За ночь костер ушел вниз на 1.5 метра.

9 апреля

 

Этот день соль всего похода. Именно из-за него-то и начинался поход. Его-то мы и ждали на всем пути. В этот день мы начали штурм Яман-Тау. Ночевка наша была как раз у подножья побочного хребта. Спать было тепло. Встав утром в 7 часов, поели и вышли на подъем около 9 часов. Отдохнувшие люди перли на подъем, как тракторы. Сказалась вчерашняя тренировка.

На подъеме мы набрели на какое-то странное образование, которое Ваня принял за медвежью берлогу и с перепугу обошел стороной. Мы же наоборот были настроены воинственно и грозились принять медведя на палки. Однако начальство надо слушать, поэтому медведь остался жив. Хребет был взят, потом начался спуск, менее мучительный, чем вчера, но довольно скотский. С хребта видны непосредственные подходы к Яман-Тау. Там нечто вроде просеки, ведущей прямо к перемычке. Издалека это расстояние кажется небольшим, однако, воздух в горах обманчивый. Мы шли долго и нудно, а перемычка была вдалеке. Снег перед ней плотный и слежавшийся, наст выдерживает человека. Деревья вокруг карликовые. В 14.00 мы, наконец, достигли высшей точки перевала.

Здесь мы поели какао с последним хлебом. Взяв банку тушенки (Сухарев), налегке двинулись на самую вершину. Вершина не сложная, но вся покрыта снегом, поэтому со стороны мы на снегу выглядели как альпинисты штурмующие. Подъем продолжался 45 м. Было так тяжело, что я даже оставил перчатки – лишний груз. В 15.25 мы были сфотографированы Животовым у тура на последние кадры пленки. С вершины сняли записку московской группы прошедшей здесь в феврале сего года со стороны реки Инзер. Оставили свою с подробным описанием климата и даже указали. Да, мы с Сухаревым оказались не на высоте и не снялись голыми. Можно оправдывать тем, что вид вершины был обыкновенный – один снег. Можно подумать, что подход.

Побыв немного на вершине, мы спустились вниз с чувством победителей. Лично я считаю, что поход закончен. До Белорецка по прямой остается около 60 км. Это 2-3 дня пути. Пока все идет идеально по плану, и мы плюем на все препятствия. Спуск с Яман-Тау – мечта для горнолыжников. Вот только снег не особенно хороший. Спускаемся мы каждый по возможности. Ваня идет первый, а за ним все как хотят. На этот раз Ванюша спускается первым и едет быстро как заведенный. Я его догнал уже через 0.5 км после спуска, затем к нам присоединился Сухарев, и вся троица в диком темпе мчалась дальше. Единственное определение – солнце было на этом склоне и жгло довольно сильно. Место было открытое. Прошуровав эту местность, Ваня остановился под первыми скачками. Через 5 минут подъехал Гена, а еще через 18 остальные. Были горячие минуты, но все кончилось миром. Подлая гора дала себя знать. У Гены и Али болят глаза, а у Виктора Степановича нога. Все мы здорово загорели, а некоторые обгорели. Наше упущение, не взяли темных очков. Кругом же снег, солнце светит ярко и нехорошо влияет на глаза. После небольшого отдыха мы двинулись вниз по ущелью и почти сразу же набрели на речку. Спуск дальше продолжался по реке. Группа уже устала, у Вити Животова болела нога, поэтому перед нами стояла проблема ночлега

.Дальше идти мы не могли и если бы не спустились засветло в село, то пришлось бы ночевать в палатках. Все наши сомнения разрешил счастливый случай – Гена, хоть и полуслепой, увидел охотничий домик. Домик оказался хороший, и мы устроились в нем. Думаем, что это «Журавлиное болото». Это оказалась река Калпак. Кругом видны следы каких-то построек. На реке прорубили проруб, сделали нары, и жизнь в доме пошла как по часам. Ели кашу и пили чай, почти что ведрами, так как люди истомились от жажды. Хлеба уже нет, а сахар кончается. В домике жарко, думаю, эту ночь мы от холода не замерзнем.

10 апреля

 

Встали позднее обычного. Собственно и спешить уже было некуда. Отсюда до Белорецка самое большее 50-40 км. Вышли в 11 часов. Однако идти пришлось медленно, так как у Аллы отказали глаза. Очевидно, она сожгла лицо вчера, да и глаза переутомились, теперь ей больно открывать веки. В таком состоянии долго мы идти бы не смогли, поэтому очень кстати мы вышли к лесникам.

Здесь живут две семьи лесников. У одного из лесников мы и остановились. Приняли нас очень хорошо. От лесника узнали, что речка, по которой мы шли, называется Калпак которая впадает в Большой Инзер, по которому мы сюда и дошли. Журавлиное болото мы миновали и оставили правее, а ночевали в охотничьем домике лесника. Отсюда до Белорецка 30-40 км по дороге. Лыжи нам пригодятся приблизительно около 10 км.
В Белорецке говорят уже сухо. За сегодня мы сделали 14 км, а вчера 30 км. Сегодня мы никуда не пойдем. Завтра, в крайнем случае, послезавтра будем в Белорецке. Можно сказать, что поход наш закончился и довольно успешно. Завтра предстоит большой бросок. Сейчас все отдыхают, напившись молока и наевшись капусты. Хозяин и хозяйка молодые и симпатичные. Он рассказывал нам про своих 5 медведей, которых он застрелил, про повадки здешней живности. Здесь много медведей, есть рыси, лоси, но нет волков.

Заходил и второй лесник, тоже симпатичный. Слушали радио и польские танцевальные мелодии. До цивилизации остается один шаг.

 

11 апреля

 

Вчера людишки нажрались как звери, используя радушие хозяев. Молоко, творог и капуста убирались в желудки с устрашающей быстротой. В результате все забылись тяжелым сном. Встали в 6 часов, хотя предполагали встать в 5 ч. Близость Белорецка (т. е. конца) несколько расхолаживала нас.

Вышли в 10 часов. Только прошли за мостик, как вспомнили, что не взяли веревку. Пришлось мне мотать обратно и ее искать. Она была благополучно найдена у хлева, где ее оставили вчера. Начался подъем. Наст был слишком крепок, а дорога плохая, пришлось снять лыжи. После подъема был довольно хороший спуск, но лыжи начальник не одевал из-за каких-то скрытых причин. Часть людей все же взбунтовалось и одели лыжи.

Иван смотрел на это сквозь пальцы, видимо близость конца позволило проявить ему некоторую мягкость и ослабить железные тиски, в которых он нас держал.

Таким образом, мы подошли к с. Маярдак. Дальше дело пошло хуже, дорога была очень плохая. В 12 часов 30 минут мы подошли к лесхозу. Отсюда до Белорецка 18 км. Дорога ужасная, сплошная грязь. Лесные жители говорят, что они не просыхают даже летом. Иван Захарович и Сухарев сходили в село (лесхоз) и вернулись с батоном и 1 кг колбасы и 1 кг рыбы за 2 рубля 50 копеек. Прямо на дороге мы начали пиршество. Воду нам носили маленькие детишки из близлежащей лужи. Сухарев пытался отблагодарить их рыбой, но потерпел неудачу. Проезжали жители лесхоза на тракторах и странно улыбались. Поев, мы двинулись дальше, давя грязь и плюнув на ботинки.

Отошли примерно 0.5 км и встретили 2-х человек, которые пообещали нам машину и трактор. Люди несколько приободрились и помыли ботинки, однако Банарюк показал на что он еще способен и заставил нас всех идти. В деревню мы ворвались, сопровождая оглушительным лаем.

Отсюда до города 12 км. Уже стемнело, но нас это не могло остановить. Мы ринулись в последнюю схватку с природой. В результате этой борьбы, еще на первом этапе, я потерял лопату. Перед нами вставали подъемы и спуски, которые мы брали без передыха. Взошла луна и осветила своим бледным светом горсточку людей, пробирающихся сквозь грязь. Примерно через 2 ч. 30 мин мы впервые увидели огоньки на горизонте. Вдоль дороги вытянулись мачты передачи. Город был близок. Однако последние километры давались с трудом. На окраину мы пришли в 23 часа. Отсюда до станции еще около 3 км. Мы давили последние километры. Эх, и было тяжело! Станция никак не хотела показываться. Но всему бывает конец. Без четверти 12 мы все были на станции. Поход закончен вовремя и почти без потерь, если не считать:

а) Временное ухудшение зрения Косевой, Елистратова (они шли как партизаны с перевязанными лбами, чем повергали местных жителей в самые смутные чуйства);
б) Растянутой ноги Животова;
в) Сорванных мозолей Карпухиной;
г) Расстроенного желудка Банарюка (правда, к подходу к станции он уже почти не страдал);
д) Загнутого оборудования:

1. Топора – расколот при рубке леса;
2. Молотка – оставлен где-то на привале;
3. Лопаты – потерянной во время ночного броска.

Инструмент губил Гребенник. В общем, можно считать, что поход закончился успешно, прошли больше чем по плану. Дисциплина была железная.
13 вечером или 14 апреля утром мы будем в Пензе. Транспортное время не отражает суть похода, а поэтому не будет отражено и в дневнике. На этом кончаю описание похода. В качестве приложения дается песня «Когда на Урале в походе я был». Песня в двух вариантах. Поется на мотив «Крутится, вертится шар голубой».

1 вариант. Трагический

 

Семь трупов лежали на склоне крутом

Тайга вековая шумела кругом

А вскоре там новая группа прошла

И с трупов записку с собой унесла.

В записке стояли такие слова:

Туристская секция в Пензе была
Отлично работа в той секции шла
Суров председатель той секции был
Мозги и хребты он туристам лечил.

Мы с детства мечтали пойти на Урал
Нам снился Памир, улыбался Байкал
Поход упирался в работы торец
Но вот наступил долгожданный конец.

Мы встали на Сатке, прошли Юрюзань
Полезли потом на гору Яман-Тань
Спуститься бы вниз, ну а там Белорецк
Но сил не хватает и это конец.

Их семеро было отважных ребят
Вано Банарюк возглавлял тот отряд
Все семь никогда не вернутся домой
Они на Урале загнутся зимой.

Семь трупов лежало на склоне крутом
Тайга вековая шумела кругом
Все семеро были в зеленых штанах
Рюкзак за плечами и лыжи в руках.

 

2 вариант. Оптимистический

 

Туристская секция в Пензе была
Отлично работа в той секции шла
Суров председатель той секции был
Мозги и крестцы он туристам лечил.

Мы с детства мечтали пойти на Урал
Нам снился Памир, улыбался Байкал
Поход упирался в работы торец
Но вот наступил долгожданный конец.

Нас семеро было отважных ребят
Вано Банарюк возглавлял наш отряд
Напутствием был нам скептический вой
Они никогда не вернутся домой.

Кругом усмехались и выли гурьбой
Не выдержат люди с природою бой
Нет, нет, не вернетесь оттуда домой
Загнетесь вы все на Урале зимой.

Однако ничто не смущало ребят
Отличный из нас получился отряд
Все семеро были в зеленых штанах
Рюкзак за плечами и лыжи в руках.

Мы вышли на Сатке, прошли Юрюзань
Полезли потом на гору Яман-Тань
Спустились мы вниз, ну а там Белорецк
И спальный вагон, всему делу конец.

И вот уж все семь возвратились домой
Они не загнулись в походе зимой
Да здравствует Пенза, да здравствует жизнь
Шагай веселей, ведь ты же турист!

 

 

Три года спустя тем же маршрутом прошел ученик и соратник Геннадия Егоровича Елистратова – Алексей Алексеевич Паршин. Нога об ногу с ним проследовали: Аркадий Андреевич Брилинский (Степанов), Виктор Александрович Гончарик,  Анатолий Федорович Мордвинцев, Владимир Тарасов. Все землепроходцы – из Пензенского Политехнического института. Даем им слово.

ПО ЮЖНОМУ УРАЛУ

Лыжный поход 3-й категории сложности студентов Пензенского политехнического института. 1963 год.

Едем на снежный курорт

18 февраля

Сданы последние экзамены зимней сессии 1963 г. И мы после поспешных сборов едем на юг. На Южный Урал. Каждый здравомыслящий человек связывает со словом «юг» много сладких надежд. Вот и мы, пятеро «слабонервных» и истощенных сессией людей, решили поправить и без того хилое здоровье и отправиться на снежный курорт Южного Урала.

В институте нам удалось выклянчить у заведующего кафедрой физвоспитания Духно В. А. изодранные лыжонки и не первой свежести ботинки. Наспех собрали рюкзаки, нашли где-то спальные мешочки и коротковатые штормовки. Прихватили справки из института о том, что мы действительно советские студенты, а не пираты снежных гор, и подались на вокзал Пенза I.

Нас пришли провожать на вокзал Аркашкина жена Танюшка, Рита Коробцева, Юра Крысин, Элла Чаговец и другие туристы. Подходит один поезд — мест нет. Сидим. Подходит другой поезд — мест нет. Лезем. В поезд лезем. Быстро уговариваем несговорчивого хохла-кондуктора, обещая ему золотые горы. Складываем в конце вагона на 3-й полке свои лыжи и рюкзаки, сами располагаемся, как и лыжи, — на третьих полках. Сели в поезд вечером. Так что шуметь долго не пришлось, и вскоре мы уже похрапывали и выводили носами фантастические звуки, напоминающие мелодии горских зурн, под ритмичный перестук колес.

19 февраля

Весь день в поезде. Поем песни, слушаем пассажирские анекдоты, были и небылицы, иногда рассказываем и сами какие-нибудь курьезы. Так проходит день. Вечером, извиняющимся тоном признаемся кондуктору, что мы не покорители Антарктиды, а бедные студенты, и что у нас даже справки есть, подтверждающие, что нам в два раза меньше платить можно. Он посылает нас куда-то выше пятнадцатого этажа, и мы низко раскланиваясь (под тяжестью рюкзаков) быстренько освобождаем теплый вагон и попадаем в толпу лыжников, несущих лыжи торчком, как гренадеры свое длинноствольное оружие.

Это станция Бердяуш. Здесь пересадка. Узнаем расписание поездов на Сатку. Оказывается, туда ходят и автобусы (только что ушел последний!). Вспоминаем, как нам всю дорогу «везет».

С нами собирались идти Горелов, Матюнин, Рябчиков. Откололись в последний момент — раздумали под всякими предлогами. Мы их прокляли и предали анафеме. Затем мы не могли найти лыжи, потом не было билетов в кассе, потом оказалось, что у некоторых попались лыжные ботинки разных размеров и фасонов, и т. д. Как только мы сели в Пензе в вагон — пошел теплый февральский дождь, который барабанил в стекла до самого Бердяуша.

Решили поужинать в последний раз цивилизованно. И вот ресторан. Сосисочный фарш. Приветливая необыкновенно официантка. Она с улыбкой мадонны преподносит пять порций рисовой каши, которую с большим трудом достала где-то на стороне, ибо кухня ресторана на ремонте. Под ловкими руками туристов рождается новое блюдо — «бердяш» — смесь рисовой каши (вяленой, наверное, на русской печке) с сосисочным фаршем, обнаруженным нашим пронырой Мордвинцевым в буфете ресторана. В светлой голове начальника и идейного вдохновителя похода рождаются пламенные строчки стихов:

Приехали в Бердяуш,
Купили мы здесь фарш,
Думали-гадали,
Сделали «бердяш».

Не успели опомниться, как услышали мелодичные звуки — позвякивание вилок о дно тарелок. И завхоз Гончарик с виноватой улыбкой глянул на начальника, мол, ужин окончен, и первым трапезу заканчиваю я. Начальник рыкнул: «Хоть ты и завхоз, а обжора порядочный!» — намек на расторопность за столом.
В кипятильной набрали кипятку, заварили чаю. И в спокойной обстановке, за котелками чая, окончательно распределили вакантные должности.

Начальник группы (и идейный вдохновитель) — Аркаша Степанов — Брелинский, зав. банком (он же завхоз) — Витек Гончарик, медбрат (он же зав. аптечкой) — Алеша Паршин, сапожник-хормейстер-гитарист (он же статический фотограф) — Толяша Мордашкин, штатный паникер (он же стиляга-тунеядец и ответственный за описание маршрута) — Вовик Рыжик — Тарасовский!

Первый день окончен. Располагаемся спать на вокзале. Хормейстер сонным голосом проблеял: «Я люблю тебя, жизнь!» — наверное, вспомнив вкусный ужин, и растянулся во весь свой двухметровый рост между мешками под вокзальным диваном.

Лиха беда начало

 20 Февраля

В 4 часа утра выкарабкиваемся из-под мешков, которыми нас завалили переселенцы разные, и садимся в поезд. Через час мы уже в Сатке. Сатка — город-керогаз. Стоит на берегу искусственного озера и дымит себе из всех труб. Дым садится на все что может — и от этого в Сатке не найдешь ничего белого.

В столовой N97 обедаем плотным образом и в одно из многочисленных мгновений дергаемся в путь. На берегу озера наш статический фотограф начал составлять фотодокументы: выстроил нас на бережке, себе место оставил среди нас, подождал, когда подойдет прохожий — колченогий дед, указал ему какую кнопку нажать на фотоаппарате и в кого целиться, быстро встал на свое место и крикнул: «Стреляй!». Дед закрыл глаза и «выстрелил». Фотодокумент готов — наша пятерка зафиксирована на берегу озера на фоне церкви-склада.

С установлением рюкзака на спину центр тяжести мгновенно перемещается на несколько сантиметров вверх и в сторону. Сначала наше передвижение лучше назвать перемещением организмов, а не ездой на лыжах. Снег настолько мокр, что уже не в состоянии прилипнуть к лыжам, и настолько грязен, что почти не отражает света. Путь наш лежал от плотники через озеро. Метров через 500 начинаем подъем на горку. Уже вскоре все взмокли. Преодолеваем подъем и выходим на остов лыжни, которая находится несколько выше подтаявшего снега и выделяется на нем более черным цветом. Спускаемся к небольшой деревушке (несколько домов). Выползаем на дорогу, из которой уже выпирает грязь и щебень. Поступает предложение идти пешком. Принимаем. То и дело попадаются уральские самоцветы самого заурядного вида. Иногда они являются в виде остатков от проезжавших лошадей, иногда в виде обыкновенных кирпичей и серой щебенки.

Идем. Он идет тоже. Он — это пар, который валит от нас, как от испорченных локомотивов. Поступает предложение идти на лыжах. Принимаем. Кое-где снег на дороге (по обочине) укатан санями, даже можно катиться: тогда трясет, как на трамвае, — так много «самоцветов» (кирпичей, шлака) на мокрой и грязной дороге.

Все небо покрыто черными тучами. Читаем описание, которое как свое завещание оставил нам старый землепроходец-бродяга Елистратов с компанией. Он здесь был несколько лет назад. В описании сказано: «Преодолеть маленький подъемник, спуститься с горки, оставить справа хребет Сука»

….И пошли. Преодолеваем маленький подъемник. Все время поступают предложения: то идти пешком, то на лыжах, в зависимости от состояния дороги, раскисшей от дождя. И мы, то несем лыжи в руках, то толкаем их ногами. Кажется, что вот за этим поворотом будет спуск. Ан, нет! За этим появляется новый, за ним еще новее, дальше совсем новый, экстра новый, ну а уж за ним … еще поворот. И потом все сначала. Все время где-то за хребтом Сука раздаются раскаты какого-то искусственного грома, сопровождающие нас несколько километров.
Так и не дойдя до верха, располагаемся на обед. Обедаем чаем, пытаясь разогреть его сухим спиртом, который рекомендовал нам все тот же раскольник Горелов. Бесполезно. Разожгли костер — надежнее. Закусили сыром, выпили по 2 котелка чаю с 5 кусочками сахара.

Идем дальше, перемещаясь таким же способом, как и в начале пути. Вот, наконец, спуск и мостик. Лужи воды и грязи перед ним и за ним. Проходим еще километра три. Выбираем красивое и удобное для ночлега место, в стороне от дороги, в ельнике. Располагаемся на ночлег, так и не выполнив турплан. Прошли около 25 км. Нарубили дров, лапнику. Поставили палатки. Разожгли костры, высушились, приготовили жидкую похлебку из овсянки с мясом. Запивали какао. Умывались растопленным снегом (снеговой водой). Чувствовалась усталость. Аппетит волчий. От похлебки не осталось и следа, но какао не осилили. Легли спать.

Ночью поднялся сильный ветер. Казалось, палатки вот-вот вырвет с корнем. Но вскоре мы уже храпели богатырским храпом. Спали все отлично — мягко и тепло. Ночью — градуса 2-3 мороза.

 

Встреча с ижевцами: ужин на славу!

 

21 Февраля

Спали так сладко, что проспали до 8 часов. Это выходило за рамки плана. Позавтракали. Собрались. Пошли. Чуть-чуть подморозило. Поднялась метель. Передвижение пока старым способом. Выходим на дорогу. Жмем, как лошади. Да, Урал встретил нашу пятерку неприветливо. Вчера еще шел дождь.

Мы отчаивались, как бы ни сорвался поход, а вот сейчас уже поднялась метель, усиливающаяся с каждой минутой. Дует сильный встречный ветер, швыряя в лицо тучи снега. Пурга. Через полчаса приходим в Сибирку — типичную сибирскую деревню с просторными рубленными домами. Заходим в магазин. Продуктов навалом: тушенка разная, сгущенка, колбаса, хлеб, чай плиточный, какао. Но нам нужны свечки, чай, хлеб. Покупаем. Свечи пригодятся как для освещения в палатке, так и для смазки лыж по теплой погоде, так как мы не взяли такую мазь.

Выходим. Деревенские мальчуганы с веселыми криками провожают нас до конца села, все время предлагая свои услуги — то понести лыжи, то палки, а то и рюкзак. Но мы предпочитаем свои силы использовать, чтобы не задерживаться с мальчишками.

За деревней, наконец-то, можно идти на лыжах. Продвигаемся по транспортному следу. Это уже на что-то похоже. Опять несчастный подъем. Идем до последнего. Последнее — это поломка крепления у зав. банком Гончарика. Останавливаемся на обед. Обед — веселое недоразумение — 50 г колбасы, 200 г хлеба, 5 кусочков сахара и чай до отвала. От чая часто кренит в сторону от дороги. После обеда сил прибавляется, к тому же ветер стих, снегопад прекратился. По краям дороги пурга намела снегу, и к тому же дорога пошла вниз. Стало веселее.

Долго ли коротко ли мы шли, преодолели два перевала, еще один подъем и длинный спуск, который продолжался несколько часов. Начало темнеть. Устали, проголодались. Вышли на лесоразработки. Усталость заставляет отдохнуть. Поступает предложение остановиться здесь на ночлег. Здесь имеется домик — теплушка для лесорубов. В ряд выстроены тягачи, посреди вырубки тлеет костер, но людей никого нет, все уехали в деревню. Глотнули по несколько витаминок. Начальник непреклонен — надо идти дальше. Уже было совсем темно, когда мы вышли на кордон. От лесоразработок он в километре расположен. Усталые мы ввалились в тесную избушку. Первой, кого мы увидели, была огненно-рыжая девчонка лет девятнадцати, одетая по-городскому. Вначале, грешно не признаться, нам показалось, что это хозяйская дочка. Потом из клубов пара, ворвавшегося за нами, показались лица бородачей, играющих в карты, рюкзаки и штормовки, висящие на каждом выступе стен и печи, у двери стояло пар 10 валенок, и навалена куча рюкзаков.

О, да тут кажется такие же стрекулисты, как и мы (стрекулисты — разновидность туристов, девиз которых — «Чем хуже, тем лучше!»).

Их было 9 человек, из них 3 разноцветных девушки: одна жгуче-красная, другая жгуче-черная, а третья белая, как сгущенка. Шумливое братание. Радушная встреча. «Кто? Как? Откуда? Куда?» — и прочие вопросы. «Ижевцы» — «Пензенские». Студенты и они, и мы. Они — из механического института, а мы — из политехнического. Завхозы заговорщицки шепчутся. И вот уже готовим совместный братский ужин. Старушка хозяйка хлопочет: «Ой, ребятушки, как же вы разместитесь-то?» «Ничего, бабуся, мы штабелями спать будем!» Старуха, ничего не поняв, понимающе улыбается. Кругом смех, знакомства, рассказы о себе, суета. Девушки взяли приготовление пищи на себя.

Ужин на славу! После голодного и трудного дня налопались так, что животы наши походили на каски бойцов пожарной охраны. После ужина — снова разговоры. Аркашка завел с Женькой (их начальником) деловой разговор, при свете свечей и фонаря (тут об электричестве не могло быть и речи), они рассматривали карты, обсуждали дальнейший маршрут.

Дали два концерта: они — нам, мы — им. Они знают много песен, но многих наших не знают. Пишем друг другу понравившиеся песни. Мы у них взяли «Прощальную туристическую», «Бабье лето», «Листья тихо кружат в саду», «Батальонный разведчик», «Саяны» и кое-какие другие. Еще когда мы входили в эту двухкомнатную избушку на курьих ножках, нас встретили восклицанием: «Ба! Да у них музыка!» Намек на гитару хормейстера. Это и дало повод для излияния наших обоюдных талантов. Мы вдвоем — медбрат и статический фотограф — вытянули свои телеса на каком-то железном саркофаге, называющемся кроватью и застеленном соломенным тюфяком. Улеглись, как короли. Старуха — на другой койке. А основная масса уплотнилась между кроватями и сундуком. Последний раз слышится команда для всемирного переворота на правый бок (иначе нельзя — тесно!), и мы уже больше ничего не помним. «Ну, уж был денек!» Спим

.Вдруг затряслись стены, и посыпалась штукатурка с потолка — результат мощного храпа Аркашки! Почти все проснулись от этой необычной трели. Устройство наших организмов потребовало выхода во двор. К нашему удивлению и восторгу, мы увидели чистое в звездах небо. Погода тихая и морозная! Чудеса! Вот помчимся утром!

Драма с волкодавом, и снова в путь

 

22 Февраля

Наши с ижевцами маршруты совпадают. Утро преподнесло нам приятный сюрприз — на совершенно чистом небе сверкало солнце, отражаясь миллиардами звездочек в белом пушистом снежном покрывале леса.

Домик, в котором мы ночевали, стоит под скалой, возвышающейся над ним, как средневековый замок. Кругом горы, покрытые тайгой. Был легкий морозец. Мы выскочили на улицу в валенках и трусах и бросились в снежную пену. У всех повышенное настроение. Обтираемся снегом. Снег свежий и мягкий. Такого мы в Пензе еще никогда не видели. Он совершенно не царапает тело и вроде даже не холодный. Ощущение такое, что будто натираешься мылом, а не снегом! Растеревшись полотенцем, побежали в дом одеваться.

А в это время на крытом дворе происходила драма. Леха — банкир ижевцев решил покормить собаку-волкодава, по кличке Жулик, кусочком хлеба. Но ее это не удовлетворило, и она прихватила его палец и чуть совсем не откусила. В доме беготня. Срочный консилиум медбрата и медсестры. Раскрыта аптечка. Бинты. Йод. Ножницы. Кто-то советует впрыснуть пострадавшему грешнику противостолбнячную сыворотку. Палец старательно укутывается. Тревога утихает.

В 9 часов наша группа выходит. Наконец-то порадовал нас седой Урал. Нашли лыжню проходивших здесь недавно туристов. Эта лыжня нам помогала ориентироваться, иногда выныривая из-под громадных сугробов. Отраженный от снега солнечный свет слепил глаза. Елистратов в Пензе говорил нам, что здесь он когда-то был ослеплен этим снегом и его вели на веревочке, как больную овцу. Мы решили не повторять ошибок предков и полезли в свои карманы за очками. Но, увы, они оказались не у всех. Местами попадалась хорошая лыжня, и мы весело катились по ней, но она имела коварное свойство — проваливалась в самых неожиданных местах, следовало падение одного туриста, а за ним и других, с последующим вдавливанием упавших тяжелыми рюкзаками. Отплевываемся от всюду проникающего снега и тащимся дальше. Мимо нас со свистом проносились многочисленные километры, которые исчезали в голубой дымке гор. Потом двигались по санному пути по реке. При спуске к этой реке медбрат споткнулся об упавшего начальника, перевернулся через куст, вправил себе два средних пальца, которые вывихнул на левой руке, чертыхнулся и продолжил свой путь. Ведь у нас завет: «Сам погибай, а лыжи не ломай!» — запасных-то нет. Остановились на обед. Вокруг дивная красота. Склоны гор спускаются прямо к реке, они сплошь покрыты елями, которые, в свою очередь, богато убраны зеленой хвоей и сверкающими на них подушками снега.

Часов в 17 подкатили к селу Тюлюк, расположенному в обширной впадине между гор. Солнце уже висело громадной красной лампадой у горизонта, окрашивая в сказочный голубовато-ало-зеленый цвет склоны и вершины гор. Мы замерли при виде этой красоты, но многообещающий спуск манил нас вниз, в село. Фотограф ушел «шлепнуть» эту картинку на цветную пленку. Выйдет ли?

Вкатываем в деревню. Нас приветствуют собаки и пацаны. Медбрат выполняет сейчас функцию торговца: быстро находит удобную просторную квартиру для ночлега. Расположились у старика, работавшего когда-то здесь фельдшером. Медбрат с ним быстро нашел общий язык.

У всех приподнятое, веселое настроение, вроде и не было тридцати километрового горного перехода на лыжах.

Старик сказал, чтобы мы напилили дров. Восприняв это как сигнал к действию, мы набросились на дрова. Пилим, колем, щепки летят во все стороны. Раздается приятный звон топоров и повизгивание пилы. Спустя некоторое время, старичок наш не выдерживает, опасаясь за весь запас дров и умоляет нас закончить эту фантастическую рубку. Но нас нелегко остановить. Наконец, прикинув на глаз, что наколотых дров хватит дня на три, мы уступаем старику.

К этому времени подкатили разгоряченные ижевцы. Мы их уже теперь встречаем как хозяева, приглашаем располагаться, деду объясняем, что это наши же. Старик молча глотает и эту пилюлю. Потом начал рассказывать трагедию своей жизни. От него недавно ушла на тот свет, как он выразился, третья жена. Он на нее не в обиде. Ему 87 лет. Любит людей он, и без людей, по его словам, жить не может.

Приготовили ужин. Наелись. Усталости не ощущается. Что значит мороз и солнце, день чудесный!
После трапезы горланили песни. Глуховатый дед с удовольствием их слушает, оттопырив ухо и открыв рот, заросший седой порослью, потом засыпает и посапывает с видом младенца, положив руки между колен. В избе страшная духота! Форточек нет. Время от времени открываем двери — проветриваем свою парную. Вообще сибирские избы очень просторные, срубленные из толстых бревен, в углу обязательно стоит огромная русская печь, которую топят метровыми поленьями.

Вовка Тарасов еще вчера ушиб ногу. Делаем ему растирание спиртом. Накладываем согревающий компресс. Это было нашей ошибкой, ушиб надо было охлаждать, а не греть.

Спать укладываемся все на полу. Ночь не обошлась без происшествий. Рыжий хозяйский кот спутал нос медбрата с московской сосиской, начал было прикладываться, чтобы откусить кусочек, но тут получил сокрушающий удар в челюсть и улетел в другой конец избы, в душе проклиная свою рассеянность. Приземлился он прямо на лицо жгуче-красной девушки, где был ошеломлен страшным пронзительным визгом. От испуга у него, наверное, произошло расстройство нервной системы, и он куда-то скрылся.

Жара не давала крепко уснуть. А тут еще старик включил свой широкий диапазон кашля. Проснувшиеся туристы шептали зловещим шепотом:
— Дайте ему таблетку от кашля.
— Гады, простудили старика.
— Валя, заткни там половую щель под кроватью, а то оттуда сифонит.
И т. д. и т. п., пока все не уснули.

 

Вперед со скоростью курьерского поезда

23 Февраля

День Советской Армии. Девушки поздравляли всех ребят с праздником. Некоторых даже поцеловали в небритую щечку. Видать это они делали по выбору, так как до нас очередь не дошла.

У нашего «безработного» испортилась ходовая часть. Отправляем его на машине в Юрюзань, на станцию, куда мы придем сегодня вечером.

Конечно, он все понял и, как потом оказалось, поехал в другую сторону, исколесил весь Южный Урал и прибыл в Юрюзань почти одновременно с нами. Ижевцы остались на дневку в Тюлюке. Мы шли в Юрюзань вчетвером. Весь путь мы шли по дороге между хребтами, вдоль берега реки. Погода была солнечная, теплая, но лыжи катили удовлетворительно. По дороге в Александровку нас обогнала машина с многоуважаемым товарищем Тарасовым. Проехав немного вперед, она остановилась. Шофер, высунувшись из кабины, пригласил нас в кузов. Тарасов тоже приглашал нас в свою компанию. Аркаша сдвинул брови и мотнул головой. Мы гордо отказались.

«Первый раз вижу таких (дураков), которые отказываются от моих услуг», — сказал шофер. Машина кашлянула на нас бензиновым перегаром и исчезла за поворотом. И тут началось. В голову колонны стал зав. банком Гончарик. Он, наверное, вообразил, что и мы можем также мчаться, как машина, и задал быстрый темп. Мы не отстаем. По силам вся команда примерно ровная — это удобно в походе.

В гору бежим бегом, с горы — сломя голову. Если бы кто-нибудь засек время, то на 10-километровом участке мы бы показали, наверное, не менее третьего разряда. Через Александровку проносимся, как курьерский поезд, не останавливаясь на маленьких станциях. Горный хребет справа, горный хребет слева, а в середине мчатся наши груженные становые хребты. Впереди за хребтом показалось что-то вроде дыма. Деревня? Вылетаем на хребет. Увы! Мираж, а не дым. От быстрого бега усталость наступает быстрее. Что-то длинным кажется этот путь.

Наконец, впереди, показались какие-то домики. Наверное, Юрюзань. Солнце уже садится за горные вершины. Вдруг нашу четверку развеселила строчка из песни «Саяны», вырвавшаяся из хриплых связок медбрата: «Где на подходах гибнут слабаки». Мы были на пределе усталости, но, завидев деревню и не желая быть «слабаками», с новыми силами рванули вперед. От лыж идейного руководителя валил дым — они были смазаны свечками. Подъезжаем к школе, где у нас назначена встреча с Тарасовым. Он уже договорился с директором о нашей остановке в школе. Здесь у нас дневка. Сегодня была суббота. Заготавливаем дрова для отопления комнаты и приготовления пищи. Располагаемся капитально. Поставили на печь свои ведра, готовим ужин. Наш хормейстер с вдохновением ярмарочного калеки распевает песню «Я был батальонный разведчик» — исполнение неповторимо, мелодия за душу хватает. Ужинаем. Укладываемся спать. В комнате тепло. Спим на спальных мешках.

 

Хамза показывает, что такое баня

24 Февраля

Дневка. Воскресенье. В школе только мы. С подъемом не торопимся. Легкая часть маршрута пройдена. Теперь будем идти по бездорожью в горах. А пока — полный отдых. С утра занимаемся каждый своим делом. В магазине подкупили несколько караваев русского хлеба. В 11 часов приехали из Тюлюка ижевцы. Они, оказывается, вчера приняли участие в концерте художественной самодеятельности и потребовали у директора лесхоза себе машину. Он исполнил их требование. Здесь к ним присоединился еще один их студент, догнавший их на поезде.

Завтракаем. Обедаем. Орем песни. Играем на пионерском барабане. Упорно топим русскую баню, предварительно откопав ее из-под снега. Все-таки мы сегодня попаримся. Кажется, под вечер наступил просвет в бане — дым начал идти в трубу как ему и положено. Топим по очереди. Первыми почувствовали натопленность идейный вдохновитель и хормейстер. Они парятся первыми. Но в бане еще столько дыма! Не видно собственных частей тела. Толик наливает воду со льдом в бадью. Аркаша приволок ему знаменитый овчинный тулуп — гордость хормейстера — сапожника — статического фотографа.

Вдвоем они забрались на верхнюю полку и делают вид, что парятся. Входят двое — Хамза (подпольная кличка Хам) и начальник ижевцев — Женька.

«Да разве так моются!» — воскликнул Хам и проворно начал вышвыривать головешки из печи. Потом, раздевшись в холодном предбаннике, крикнул: «Разойдись!» — и ухнул ковш холодной воды в конфорку печи. Тот час оттуда вырвалось облако пара. Наступила жарища. И началось! Мы хлестались березовыми вениками яростно и без малейшей жалости к своим жалким мощам.

«А ну, поддай!» — кричит Хам, и еще пара ковшей летит в конфорку. Мы слетаем с верхней полки на пол. Но Хам мужественно продолжает хлестать себя двумя вениками. Жизнь заставляет нас выбежать на улицу. Первым прыгает головой в снег достойный сын нашего института Аркаша Степанов, но он не пробивает наст и катится на спине по снегу. За ним со страшными криками выбегают остальные. Разгоряченное тело не чувствует холода снега. Катаемся по сугробам, кувыркаемся, оставляем свои барельефы на сугробах. Бежим обратно. Хамчик еще подбавляет пару. Все уже опять извиваются на полу. Холодная вода кажется горячей, а горячая — холодной. Первым удирает Мордвинцев. В предбаннике снег и ветер, но все это воспринимается как блаженство. Пока вытираешь тело, волосы превращаются в сосульки. От угара состояние опьянения. Шатает. Бредем по снегу в школу.

Вслед за первой партией в баню идут остальные ребята. После оказалось, что в темном ледяном предбаннике все ребята перепутали майки и трусы.

Последними мылись девушки. Им было лучше всех, так как к этому времени угар уже вышел, стены нагрелись, пару было вдоволь.

По азимуту к Куян-Тау

 

25 Февраля

На этот раз выходим все вместе. Нас сопровождать вызвался один добрый человек — местный охотник. Цель: подойти к подножью Куян-Тау, одной из высочайших вершин Южного Урала. Начинается главная часть нашего путешествия. Погода — как по заказу. Старик-охотник идет на широких самодельных лыжах. Впереди него бежит лайка. Если она не проваливается в снег — значит, идет по старой лыжне.

В такую морозную солнечную погоду так и хочется бежать быстрее. Мы обгоняем старика и своей пятеркой уходим вперед. Километрах в десяти от Юрюзани в лесу затерялась первая избушка охотника. Мы ее проскочили, не заметили. Жалеем, что опять не попрощались с ижевцами. Пересекутся ли еще где наши пути или нет? А ребята они хорошие. Особенно нам всем по душе пришлись их руководитель Женька, ремонтник Витька Величко и знаменитый банщик-весельчак Хам. Сначала нам неудобно было так его называть, но он сам подбодрил к этому. Ведь полное его имя — Хамза, а отсюда «ласкательное» — Хам, Хамчик. По внешности он здорово напоминает нашего туристического босса Гену Елистратова.

Идем по живописным местам Южного Урала. Кругом сказочная красота — горы, тайга, белый чистейший снег и яркое солнце. Воздух пополняет нас калориями, так как в обед их мало перепадает. До конечной цели — летней избушки охотника — добираемся в 17 часов по местному времени. В избушке, вернее землянке, находим пустые бутылки из-под «столичной» и надпись на бутылке: «Здесь были школьники города Челябинска».

В честь победы завхоз расщедрился и выдал каждому сразу (!) по три (!) конфетки Пензенской кондитерской фабрики, которые, несмотря на свое название («мятные»), нисколько не пахли мятой.

Отсюда видна гора Куян-Тау. Засекаем азимут на вершину — ведь дальше придется идти по таежным дебрям, где нужно пользоваться компасом. На снегу рисуем для ижевцев громадную стрелку в сторону нашего направления, а также пишем привет им.

На ночлег решили расположиться в ложбинке, поближе к Куян-Тау. Под двухметровым слоем снега оказалось болото. Нашли твердое место, вырыли яму для костра. Под палатки утрамбовали площадку и засыпали ее лапником. Солнце еще не зашло, а мороз уже пощипывал за нос. Поставили палатки. Разожгли костер в снежной яме, расставив вокруг него свои мокрые ботинки для просушки. На костре сварили великолепный гороховый суп с тушенкой, а также калорийное какао. Здесь много разного зверья, поэтому решили всю ночь поддерживать костер и дежурить у него по одному человеку, сменяясь через каждые два часа. Медбрату досталось дежурить с 22 до 24 часов — первому.

Ночь темная, хоть в глаз коли. Глухая тайга. Ближайшая деревня километрах в тридцати. Жуткая тишина. Страшно холодно. Мороз довольно успешно борется с теплом костра. Сидишь у костра, носки валенок уже дымятся, а подошва примерзает к снегу. Все уже закупорились в спальные мешки и спят. Дежурный, чтобы не окоченеть и не уснуть, рубит дрова, поддерживает костер, сушит все ботинки. Время тянется бесконечно медленно. Вдруг в лесу раздается треск веток, ломающихся под ногами каких-то крупных животных. На всякий случаи, дежурный берет в обе руки по топору, берданки-то нет. Готовится стоять насмерть. Но животные видно перепуганы не меньше дежурного — треск удаляется и затихает. Отбой тревоги. А из палатки начальника несется ужасающий храп. Как это он ухитряется так крепко спать?

Вдруг одна из палаток закачалась, и из нее выскочил наш музыкант Толик Мордвинцев. Округлив глаза, вроде его тащат на убой, выстукивая челюстями замысловатую дробь, с разбегу он прыгает прямо в костровую яму и пляшет пляску дикаря вокруг костра. Чуть-чуть разогрелся — и снова в палатку. Медбрат Паршин ловит его за хвост полушубка — ему пора сменяться.

Спальный мешок, фуфайка, валенки, шапки-ушанки — все это кажется таким тонким и ничтожным. Мороз градусов под 40. Ощущение такое, будто на морозе спишь совершенно раздетый.

 

На вершине Куян-Тау

 

26 Февраля

В 5 часов утра мороз выгнал всех из палаток. Зуб на зуб не попадает, все лезут к костру, прямо в огонь. Горячая пища согрела наши окоченевшие организмы, но, за что ни возьмись, — все замерзшее. Палатки заледенели изнутри. Ботинки, всю ночь сушившиеся у костра, смерзлись и были такие твердые, как будто сделаны из фанеры. Сгущенное молоко и тушенка, расставленные на ночь около костра, также замерзли.

После завтрака, чтобы согреться, быстрым темпом идем в гору по выбранному азимуту. Вершину отсюда не видно, так как нас окружают сорокаметровые ели. Чем выше подымаемся, тем причудливее становится природа. День солнечный, морозный. Снег слепит глаза. Ветра пока еще нет. Но, судя по засыпанным до макушек елям, по обрывистым испещренным сугробам, громадным снежным грибам, видно, что ветер здесь бывает сильный.

Все выше и выше подымаемся над Уральскими горами. Небо удивительно темно-синее. Прямо из-под ног выскакивает белоснежный заяц и под наши вопли удирает прочь. Жалеем, что нет у нас ружья. Здесь так много разных звериных следов — от заячьих до лосиных.

Справа от нас плоская макушка горы Веселой. С ней связано много страшных рассказов, услышанных нами в пройденных деревнях. Здесь 2 года назад погибла в пургу группа свердловских туристов. Неизвестно почему эту гору назвали Веселой.

Интересно здесь стоят ели. Они словно посажены, каждая в отдельности, в громадную цветочницу, образованную скульптором — ветром. Когда заберешься на эту снежную «цветочницу» — микровулкан, то ствол ели виден до самой земли. Такое чудо нам в диковинку. Слева уже видна островерхая вершина Куян-Тау — «Заячьей горы». Это название подходит, здесь целая сеть заячьих следов.

Куян-Тау как будто сбросила с себя таежное покрывало и взметнулась в небо своей голой каменистой вершиной. Нас ожидает трудный подъем. Начальник распоряжается перед штурмом съесть сразу по целой «мятной» конфете! Съедаем моментально. Отдыхаем. Начинаем штурм. Склон крутизной до 50 градусов покрыт снежным настом. Каждый шаг здесь надо делать осмотрительно, так как лыжи стараются стащить вниз, хотя подъем совершается «серпантином», почти параллельно плоскости основания горы. Чем выше поднимаемся, тем сильнее свистит колючий морозный ветер. Сильнее затягиваем штормовки у подбородка. Неприятный холодок пробегает по спине, и противно зудят подошвы ног, когда глянешь вниз на острые камни, так и манящие к себе. Это заставляет еще осторожнее перемещаться вверх.

Наконец поднялись до небольшой седловины. Здесь мало снега. Торчат острые камни, а местами попадается заснеженный мягкий мох. Поднимаемся еще немного на лыжах, там втыкаем лыжи в снег складываем в кучу рюкзаки, и к вершине идем без лыж. В них нет необходимости, так как здесь почти нет снега. Перепрыгивая с камня на камень, опираясь на лыжные палки, взбираемся к топографической вышке. Ветер треплет штормовки, свистит в ушах, а внизу абсолютное безветрие. А какие прекрасные виды открываются отсюда! Вдали видны синие горные хребты, заросшие тайгой. Здесь они в основном вытянуты с севера на юг. При старательном рассматривании увидели избушку охотника. Ижевцев так нигде и не увидели. Вдали, на севере видна гора Иремель, под ней расположен Тюлюк, но его не видно.

Интересно строение Уральских гор. Здесь нельзя поддаваться первому впечатлению. Если с горы ясно видишь дым костра, расползающийся по ущелью, — не верь глазам своим, так как это может быть обыкновенный пар, идущий из полыньи не замерзшего ручья. Если видишь на склонах гор селение, то это может быть нагромождение громадных каменных глыб.

На юге от Куян-Тау видна высокая лысая заснеженная гора, напоминающая белый каравай хлеба, рядом с ней другая вершина, чуть поменьше. Это двугорбая гора Яман-Тау что в переводе с башкирского означает «Злая гора». Даже с вершины Куян-Тау видно, что Яман-Тау — господствующая высота.

Полюбовавшись еще несколько минут на сказочный уральский пейзаж спускаемся к своим рюкзакам. Не зря мы взбирались на эту вершину. Все довольны и восхищены увиденным. Спуск с горы с южной стороны немного легче, чем подъем с северной стороны. Мчимся вниз, вздымая за собой при падениях (которых мы не подсчитывали) тучи снежной пыли. Коварные рюкзаки все время доказывают, что они больше подчинены законам инерции, чем нам. И приходится соглашаться с этим, выгребая из-за шиворота снег.

Потом снова несемся вниз, лихо покрикивая на упавшего товарища (видя, что он невредим), сметая все на своем пути, сшибая застоявшиеся деревья и зарываясь с головой в сугроб при падениях. Спустившись с горы, остановились на обед. Начальник отчитывает медбрата за то, что он каждый обед сушит свои ботинки. Медбрат оправдывается тем, что у него разного размера и фасона ботинки, что в них набивается снег, несмотря на то, что они сверху обтянуты гетрами. За обедом случилось большое несчастье: провалился в костер целый круг колбасы, обогревавшейся к обеду. Сколько ни расковыривали костер и снег под ним, так ничего и не нашли. Какой удар нашему экономному завхозу! Съели по кусочку сыру, вдосталь напились чаю и заскользили дальше! Несмотря на мороз, мы во время обеда раздевались по пояс и загорали. Так приятно понежится под солнцем!

 

Ошибка идейного руководителя

 

Напали на свежую лыжню. Буквально за несколько минут перед нами прошла какая-то группа в сторону Яман-Тау. Догнали ижевцев по этой лыжне. Обменялись впечатлениями о ночлеге. Оказывается, они превосходно выспались в своей шатровой палатке, которую отапливали походной жестяной печкой.

Между начальниками разгорелся спор. Женька Скобелев — начальник ижевцев — показывает на одну гору и говорит, что это Яман-Тау, Аркаша же наш говорит, что Яман-Тау отсюда не видно, она, мол, скрыта за горой, возвышающейся слева. Разошлись каждый при своем мнении. Но вдруг в души к нам закралось сомнение. Мы же своими глазами видели с Куян-Тау, что та гора, о которой говорил Скобелев, выше всех окрестных гор. А наша «Яман-Тау» — маленькая, даже ниже Куян-Тау. Но Аркашу смущало то, что на такой высокой горе(!) и нет триангуляционной вышки. Доводы же о том, что ее могла свалить буря, его не успокаивали.

Ижевцы убежали, а мы пошли искать удобное для ночлега место. Воспоминания о вчерашней ночи заставляли содрогаться при мысли, что сегодня нас ждет такая же ночь. Аркаша дал указание разбивать лагерь, а сам без рюкзака побежал на разведку, на ту гору, за которой, по его мнению, скрыта Яман-Тау.

У нас работа кипела вовсю. Мордвинцев топором свалил одиннадцать сухих елей, мы нарубили еловых веток на лапник. Выкопали в снегу почти двухметровую яму для костра. Разожгли костер, поставили ведра со снегом, из которого впоследствии намеревались сварить суп и чай. Поставили палатки. В это время Витя Гончарик, наш почтенный экономист, сидел в костровой яме, подбрасывал дровишки. Из ямы, как из домны, валил дым, и летели проклятия богу огня, который посылал нам больше дыму, чем огня. Сидеть в этой яме было все равно, что в газовой камере.

По снегу ходить без лыж было невозможно — проваливаешься по пояс, тогда мы сделали дорожки из поваленных сосен и елей.

И вот, словно ангел в белой шапочке, является наш идейный руководитель и объявляет нам, что мы ошиблись. Что делать? Решили съесть по кусочку сала и сахару и догонять ижевцев, пока еще светло. Аркаша успел рассказать нам о своей вылазке, пока мы укладывали рюкзаки. «У меня, наверное, произошел оптический обман, — пояснял нам Аркаша, — оказывается, та гора, о которой я думал, слишком маленькая, и на ней тоже нет никакой вышки». По пути он спугнул целую стаю куропаток, вырвавшихся из-под кустов, подобно взрыву. И опять мы жалели, что с нами нет ружья.

Вот уже все собрались. Только наш статический фотограф все еще затягивает свой пузатый рюкзак, приспосабливая к нему полушубок, валенки и гитару. Мы нетерпеливо перебираем ногами, как строевые кони, готовые сорваться и помчаться вперед. Усталости, как и не было, ведь по целому куску сахара съели!

 

В тесноте, да не в обиде

 

И вот мы уже опять мчимся с горы. Спешим пройти побольше, пока еще не стемнело. Вышли в 18 часов по местному времени. Еще светло. Крутой спуск. Внимание напряжено до предела. Ветер свистит в ушах, из глаз вышибает слезу, срывает с головы капюшон. Выскакиваем на ижевскую лыжню. Начинается подъем, но не крутой. Все время бежим бегом, не разговариваем — некогда. Уверены в том, что нас ждут друзья ижевцы, которые успели уйти довольно далеко. Бежим уже 2 часа. Темно. Лыжню находим на ощупь. Но вот из-за елей пахнуло дымом. Думали, что уже пришли, однако по этому ароматному дымку пришлось пройти еще километров пять. И вот мы, наконец, пришли к ижевцам.

У них уже стояла палатка, готовился ужин. Нас встретили радостно и сочувственно. Недаром поется в песне «Марш уральских туристов»: «Если хочешь туристскую дружбу отыскать среди сосен и скал, не стремись на Белуху и Ушбу — собирайся скорей на Урал».

Мы нашли такую дружбу. В основном, туристы — хороший народ, всегда готовый поделиться с другими и последними продуктами, и одеждой, и кровом, и другими вещами, и прийти на помощь пострадавшим. Такими оказались и ижевцы. Они потеснились в своей десятиместной шатровой палатке, которой хватило на 15 человек. У них кончились почти все продукты, а у нас они были почти целые, так как мы все готовились к «страшному суду» — к какому-либо нежданному случаю, который мог загнать нас под снег, на вынужденное сидение. Так что нас не утруждало и еще десятерых накормить несколько раз. Ужин сделали совместный. Интересно то, что для совместных ужинов наши начальники гораздо щедрее бывают, поэтому нам нравится совместное питание. Наелись досыта. Развесили свои мокрые вещи на веревках, растянутых под брезентом шатра. Посреди шатра установлена на железных ножках походная печь. Размеры ее примерно такие: ширина и высота по 20-25 см, длина 35-40 см. Это жестяной коробок, из которого вверх уходит раскладная труба, в специально сделанное в куполе отверстие. Топят ее специально нарубленными коротенькими чурочками, которых мы запасли на всю ночь.

Расположились в тесноте, да не в обиде. В палатке жарко. Спим в легких костюмах. Дежурим по 40 минут каждый. Палатка освещена свечой и печкой. Во время дежурства время тоже проходит незаметно. Наблюдаешь за спящими товарищами, распластавшимися в самых разнообразных позах, думаешь о них и о себе. Какой веселый и дружный народ! Всем завтра предстоит трудный поход, включающий в себя штурм самой высокой горы Южного Урала. В нашем представлении это должен быть самый трудный день нашего похода. Ради этого дня мы экономили продукты, и ради этого дня был сытный ужин, а вот теперь нужно хорошо отдохнуть. При свете печурки невольно одолевают мечты. Огонь всегда как-то очаровывает человека. Невольно в душу просится песня:

Я люблю друзей своих туристов,
Что со мной в одной палатке спят.
Я люблю по-дружески и чисто
Наших спутниц, ласковых девчат.

Я люблю в любую непогоду
Побродить вдали от городов,
Есть лапшу, и пить сырую воду,
Засыпать, вдыхая дым костров!!!

Эх! Сколько на белом свете туристских песен, которые распевают многие, и мало кто знает авторов этих чудесных песен. Ведь эти песни множатся по стране, подобно цепной реакции. Вот мы у ижевцев позаимствовали пять хороших песен. Привезем их в Пензу, научим своих туристов этим песням. А летом несколько туристских групп пойдут из нашего института в разные уголки страны, распевая эти песни. Так и идет. А авторов не знаем. Из-за туристской скромности, что ли они не признаются в своем авторстве?

Эту ночь мы спали превосходно. Да, пожалуй, нужно рекомендовать всем своим туристам поучиться на наших ошибках и брать с собой в зимний поход и печь, и ружье, хотя это и «лишние килограммы», но зато и пользы от них много.

 

Штурм Яман-Тау

 

 

27 февраля

Наш бивак был у подножья этой горы. На вершину идем вместе с ижевцами. Четверо из них остаются в лагере. Это больные, простудившиеся от неумелого пользования зимними благами. У нас все чувствуют себя хорошо. Медбрату забот меньше. А ижевцы то и дело глотают биомицин, аспирин и тому подобные аптекарские снадобья.

Идем на лыжах, без рюкзаков. С собой взяли несколько банок сгущенки, сыр и хлеб. Нас 11 человек, из них три девушки.

Подходим к главному склону. Сперва поднимаемся на седловину между вершинами, потом поворачиваем на главную вершину. Весь путь слышны смех, шутки. Без рюкзаков идти так легко, что и на гору хочется бегом бежать. Погода чудесная. Мороз. Солнце. Безветренно. На лыжах идем до тех пор, пока лыжи не стали обузой, ведь дальше идут нагромождения каменных глыб, которые лучше пройти пешком. Все торопятся как можно быстрее преодолеть подъем. В зависимости от сил, разбились на несколько маленьких групп. Оказывается — не так страшен черт, как его малюют. Вершина Яман-Тау (1638 метров) плоская, состоящая из громадных каменных плит. Сразу-то и не определить высшую точку горы. Находим обломки от топографической вышки. Здесь уже ветер владыка — не мудрено и замерзнуть в пургу. Через несколько минут стягиваются все участники похода. Солнце светит по-прежнему приветливо, но ветер старается омрачить нашу радость. Мы на него не обращаем внимания. Сгрудившись в кучу, кричим во все глотки — Ура! Мы на самой высокой точке Южного Урала! Оказывается, здесь были на День Советской Армии туристы из Уфимского технического училища. Их записку, оставленную в гильзе патрона, мы нашли в туре под обломками деревянной вышки.

Женя Скобелев прихватил с собой огромную чашку и извлекает ее из-под штормовки. Наш завхоз (сегодня как никогда щедрый!) дает распоряжение открыть сразу пять банок сгущенки (!) и сотворить мороженое. Делается оно в данных условиях очень просто: содержимое банок выгребаем ложками в громадную чашку, засыпаем туда чистого снега, размешиваем эту вязкую массу и получается такое блюдо, которое не купишь ни в одном магазине. Набрасываемся на это изделие, а наши фотографы делают свое дело — фотографируют. Потом умоляют нас позировать у обломков вышки — для официального снимка. Кое-кто уже перемазался липким кушаньем, теперь оттирается снегом. Продолжая облизывать ложки и заедать сладость снегом, усаживаемся под обломками вышки. Теперь фотографы захватили чашку и смакуют, причмокивая и подкашливая, свою долю. В промежутках между глотками успокаивают нас, мол, сидеть вам долго не придется, сейчас начнут фотографировать. А мы и не отчаиваемся — ложки так перепачканы, что еще надолго хватит облизывать.

Закончив «официальную» часть, прыгаем по камням, читаем надписи, оставленные на них предшественниками. Усталости не чувствуется. Восхождение совершили за 1 час.
На Яман-Тау не растут деревья. Ничто не заслоняет вид на горные хребты, разбросанные всюду, насколько хватает глаз. Они постепенно, по мере удаления, переходят из зеленых в сине-зеленые, потом в синие, голубоватые. А затем исчезают в дымке, сливаясь с небом.

Нам необычайно повезло. Сегодня чудесная видимость, а ведь здесь очень часто бывают бури. И мы пользуемся этим счастьем. Долго любуемся красотой, которую милостиво обнажил перед нами раздобрившийся старик-Урал. Здесь все замерло, как в волшебной сказке, только ветерок приятно обдувал наши разгоряченные лица.

На юге, за более низкими хребтами, наверное, есть какое-то жилье. Там поднимается голубоватый дымок, необычайно красиво вписываясь в голубовато-зеленые виды застывших в волшебной монументальности хребтов. Также вдали плывет над хребтами современная реальность — вертолет, направляющийся в сторону Белорецка.

Из состояния околдованности выводит голос начальника, призывающего к возвращению в лагерь. Нам сегодня, помимо восхождения, нужно пройти еще километров 20.

Спуск с горы проходит весело. Все довольны. У всех приподнятое настроение. До спуска бежим вприпрыжку по плитам, покрытым коркой снега. Склон Большой Яман-Тау в местах каменных нагромождений представляет собой огромные ступени, соединенные между собой крутыми спусками. Здесь мы скользим прямо на ботинках, отталкиваясь лыжными палками. Наст на этих склонах прочный. Скользим с восторгом мальчишек-школьников. Иногда проваливаемся, но быстро выбираемся из снега и продолжаем свой победный спуск с гиканьем и криком. Так добираемся до оставленных лыж. Оставалось спуститься еще не менее 500 метров. Крутизна склона в некоторых местах — до 50 градусов. Катиться вниз по прямой было весьма рискованно — можно не попасть в едва заметную просеку, и тогда туристам, оставшимся в живых, придется печь пирожки на поминки об убиенном «рабе божьем».

Некоторые спускаются «челноком», то есть мчаться не прямо к месту входа в лес, а сначала в противоположную сторону, спускаясь все ниже и ниже, потом затормаживают, направляя лыжи вверх по склону. Останавливаются. Разворачиваются в противоположную сторону и снова мчатся вниз под острым углом к основанию горы и под некоторым углом к линии ската. Потом все повторяется. Так можно довольно безопасно спускаться с высоких гор. Но, несмотря на прелести такого спуска, у нас большинство предпочли прямой спуск. Вот это красота! Вот это горка! Летишь вниз стрелой! Ветер упругой стеной старается опрокинуть лыжника! Но у лыжника центр тяжести сейчас на месте — ведь без рюкзаков летим! Как мешают навертывающиеся от морозного ветра слезы! Главное устоять на ногах! Тормозить сейчас бесполезно. Скорость, наверное, доходит до 70 километров в час! Ноги! Какое, оказывается, чудесное устройство эти ноги — они прямо сглаживают вибрацию от мелкой зыби выветренного наста, поэтому голова имеет возможность еще соображать: что, куда и как безопаснее перевернуться, в случае вынужденного приземления. Этот бешеный спуск длится несколько секунд. А сколько перечувствуешь в эти прекрасные мгновения! Об этом спуске можно рассказывать много раз подряд, и каждый раз будешь вспоминать какие-нибудь новые подробности.

Мчишься. Свистит в ушах. Трясет в коленках. Вот несколько раз что-то резко чиркает под лыжами. Наверное, попадаются мелкие камешки. Осторожней, турист! Будь внимателен! — запасных лыж нет, а впереди еще километров 50 пути по дикой тайге.

Все обходится благополучно. На полной скорости влетаем в просеку, дожидаемся, когда спустятся остальные. И… снова лезем на снежный склон Яман-Тау, до того понравилась эта, захватывающая дух, «космическая» скорость. Взбираться до самого верха нет времени. Съезжаем с половины прежней высоты. Но и этот спуск доставляет неописуемое удовольствие. Теперь бежим к оставленной палатке. В лесу тишь, благодать. Подбегаем к своей стоянке. Оставшиеся ребята доваривают суп. Эх! сейчас поработаем из чашки ложкой! Яман-Тау позади! Теперь можно считать, что самая трудная часть похода пройдена!

Мордвинцев и Паршин сбрасывают с себя штормовки, лыжные куртки, рубашки, майки. От тела валит пар. Так и кажется, что они сейчас совсем испарятся. Они тоже этого опасаются, поэтому, не снимая лыж, бегут в сторону от палатки, где снег почище, и обтираются снегом, предохраняя свои тела от испарения. Но пар почему-то валит еще сильнее. Снежный душ! Вот это радость! Приятно растереть после этого свое покрасневшее, дымящееся тело махровым полотенцем. Перед таким соблазном не устояли даже девушки и, схватив полотенца, убежали растираться снегом за густые заросли ельника.

Обедаем освеженные и радостные. Шумно делимся впечатлениями. Всем участникам восхождения понравились и виды, открывающиеся с вершины, и головокружительный спуск с нее, и все остальное, связанное с этим восхождением. «Разочарованы» только тем, что все это оказалось гораздо проще совершить, чем мы себе мысленно рисовали. Но не надо забывать, что на наше счастье выпала чудесная погода, иначе бы все было действительно гораздо сложнее.

После обеда быстро собираемся в поход. Идем под впечатлением свершенного. Рассказываем друг другу наперебой о своих ощущениях, кто как оценил все увиденное и прочувствованное. Идти легко. Наш путь пролегает по живописному смешанному лесу к местечку Журавлиное Болото. Лыжню прокладываем поочередно. Это нетрудно, так как движемся почти все время вниз по склону. Вдруг натыкаемся на поломанную лыжу, подвешенную на ветке. После тщательного осмотра Скобелев заявляет, что этот обломок принадлежит туристам из их института, проходившим здесь недели три тому назад. Вывод: мы на правильном пути.

Через некоторое время выходим на санный путь. Здесь недавно везли сено. Может быть, здесь недалеко где-нибудь дом лесника? Идем час, другой — никаких признаков жилья. Через каждый час отдыхаем минут по 10. Темп сейчас гораздо слабее, чем в начале — больные не в состоянии быстро идти. Их почти полностью освободили от груза. В рюкзаках у них остались свои фуфайки, да чашки с ложками. У ижевского Лехи — банкира в рюкзаке было еще ведро. Но он чувствует себя плохо. У него температура. Страшный кашель.
Скатились по санному пути под горку километра три. Спуск интересен тем, что водитель кобылы направлял ее по извилистой кривой, чтобы не набирать с горы большую скорость. Ширина санной колеи — сантиметров 60.

Лыжи хорошо скользят по колее. Нам, как слаломистам, приходилось то и дело переносить тело с ноги на ногу, копируя кривую колею. Это довольно приятное развлечение, хотя уже наступает усталость от пройденного пути. После спуска идет подъем — «тягунок», примерно такой же длины, как и спуск. Преодолели его. Прошли еще километра два. Вдруг обнаруживаем, что не хватает в наших рядах В. Величко и Лехи — финансиста. Скобелев сказал, что здесь, мол, еще недалеко идти до селения — догонят потихоньку. Мы были другого мнения. А вдруг с Алексеем плохо? Наш медбрат, сбросил рюкзак, покатил назад. Минут через пятнадцать быстрой ходьбы встретил медленно идущих отставших ребят. Больной все время натужно кашлял со страшным присвистом, но рюкзак отдавать не хотел. Рюкзак ему все-таки отдать пришлось. Пошли потихоньку вдогонку за ушедшими вперед. Подошли минут через 20 после встречи с больными. Наш фотограф-музыкант уже навьючил на себя рюкзак медбрата и хотел идти дальше.

Пройдя еще несколько километров, увидели заброшенный людьми дом. Было уже часов 7 вечера. Смеркалось. Изба была разделена на 2 половины. Стекол в одной половине не было, но зато здесь было уютней и можно было подремонтировать печь. Застеклили окна, а где не хватило стекол — дыры закрыли штормовками и рюкзаками.

Печь сначала упорно выкуривала нас из избы, потом ей надоело наше упрямство, и она сдалась. Нарубили дров. Приготовили ужин. У нас заболел Витя Гончарик. У него ангина. Простудил горло нашим знаменитым мороженым на Яман-Тау. Накормили его биомицином.

Сегодня последняя ночевка в лесу. Завтра мы уже должны ехать на поезде в Пензу. Поезд на ближайшей станции проходит часов в 11 утра. До нее отсюда километров 25. Ходит этот поезд раз в сутки. Утром подъем нужно сделать в 4 часа. Поужинали. Ложимся спать. Хотя в избе вроде бы закрыли все щели, холод такой — хоть собак гоняй. Ложимся вповалку, поплотнее прижимаясь друг к другу, хотя спим в мешках. Зрелище отличное при призрачном свете свечи. Эти накатанные друг к другу заполненные мешки напоминают коконы шелковичных червей.

 

Последний переход — он трудный самый

 

1 марта

В 4 часа утра Хамчик петушиным голосом пропел несколько раз: «По-по-по-подъем!» Как не хочется открывать глаза, выползать из мешка, укладывать рюкзак! Ну, хотя бы еще минуты 3 поспать! Все-таки собираемся. Завтракаем. Обуваем непросохшие ботинки. Выходим. Мороз градусов 30-35. В лесу тихо-тихо. Наши голоса гулко раздаются в этой тишине. Чуть брезжит рассвет. Когда подходим к разбросанной деревушке (в ней всего несколько домов), называемой Журавлиным Болотом, то уже светло.

Спрашиваем в первой избе, как ближе пройти к станции. Отвечают, что не знают. В другой хатенке получаем такой же ответ, но с подробностями, мол, мы там не бываем. Направляют нас в болото, вернее, через болото к другой избушке — там контора, что ли какая-то. Болото, конечно, засыпано снегом, и мы благополучно проходим через него. Наконец-то там невразумительно, но объясняют, как добраться до ближайшей станции. Спешим. Надо успеть на поезд. А идти еще что-то около 18 километров. Бежим по укатанной машиной дороге. Своей пятеркой отрываемся от ижевцев. Дорога вскоре уходит резко вправо. Старуха не советовала туда поворачивать. Прямо по нашему движению дорога переходит в санный путь. Бежим по этому пути. Что-то подозрительно тихо сзади нас. Где же ижевцы? В пять глоток зовем их. Тишина. Решили идти дальше. Бешеная гонка, а не ходьба. Вихрем слетаем вниз по склонам, бегом подымаемся вверх по склонам. На одном из лихих спусков у Тараски отлетел носок лыжи — жертва неудачного забурения в сугроб. Самого-то мы откопали, а носок лыжи не нашли. Санный путь давно уже затерялся. Мы идем напрямик, поочередно прокладывая лыжню. Тарасов на своих искалеченных деревяшках идет все время замыкающим. Для облегчения нагрузки мы у него забрали из рюкзака почти все вещи. Ему и так трудно идти, а без лыж тоже нельзя, так как снег глубокий. Подбадриваем его, а он нас. Вот мы снова вышли на санный путь — идет одна узенькая колея, почти подходящая для ходьбы на лыжах по следу обеих полозьев.

На Вовку прямо смотреть без смеху нельзя, так смешно он ковыляет за нами на своем обломке. Он уже и тряпкой заматывал обломанный носок, и бахил на него одевал, и даже задом наперед пытался лыжу закрепить — все равно не хорошо. Он глубоко мысленно заключает, что на поломанных лыжах идти хуже, чем на целых. Вдруг мы увидели «лошадку, везущую хворосту воз». Подождали. Извозчиком был не некрасовский малютка, а огромный мужик-бородач в оранжевом дубленом тулупе. Такими обычно в кино показывают сильных и хитрых партизан. Уговорили его подвести хотя бы одного Вовку до станции, до которой, оказывается, осталось еще около пяти километров. Поблагодарили лесного человека, оставили ему на поруки нашего безработного и снова пустились бежать.

Через несколько минут подкатили к крутому и длительному спуску. Этот спуск напомнил нам о Яман-Тау, но там не было лесу, а здесь он возвышался двумя отвесными стенами, и по просеке нужно было спускаться вниз. Спуск занял 20 минут. Сколько было умышленных и случайных падений — трудно подсчитать. Статический фотограф воспринял динамическую нагрузку на свою приятную физиономию и кровью расписался на этом спуске, тем самым завершив перечень бед, свалившихся на наши организмы. На щеке у него появилась кровоточащая ссадина, на руке от кисти до локтя — тоже. Но он чувствовал себя хорошо: не было, ни вывиха, ни перелома, ни сотрясения мозгов, и он, как всегда, радостно улыбался. Заиндевелые, запыхавшиеся, разгоряченные мы подкатили к узкоколейке.

Не успели еще остыть и взять билеты, как из-за горы показался маленький паровозик, усердно отдувающийся и волокущий за собой, штук пять таких же крошечных вагончиков. Мы заволновались. Не уезжать же без Тарасова. Но, о счастье! Из-за домов показался бегущий Тарасов, несущий в руках свои обломки (Эдику Чиркунову на списание). Едва успели забраться в эти «игрушечные» вагончики, как на нас налетела орлицей кондукторша. Из ее клекота мы только уловили, что с этими дровами (с лыжами) сюда входить не положено. «А куда же их?» — удивились мы. «Для этого у нас есть почтовый вагон!» Гончарик насторожился. Глаза беспокойно вопрошали: «Опять платить?!» Но кондукторша еще немного потрещала, и мы ее успокоили, что у нас есть документ с круглой печатью, что нам «положено».

Вдруг глаза у медбрата полезли на лоб, он сморщился и быстро начал стаскивать с себя одеревеневшие ботинки — на правой ноге обморозил пальцы, а в пылу гонки и не заметил этого. Растерли спиртом, потом намазали гусиным салом. (Медики, возможно, с этим не согласились бы.) Пальцы отошли.

 

Дорога к дому

Опять мы не попрощались с ижевцами и теперь уже наверняка с ними не встретимся. А жаль. Сколько пережито вместе. Поезд остановился на очередной станции.

Но что это? Слышим звонкий голос нашего любимого Хамчика. Как? Откуда? Да, это действительно они. Просто они считали, что мы ударились на Белорецк, тогда они приняли немного левее и вот вышли на эту станцию. Все в восторге от такой шутки судьбы!

Поезд ползет медленно, но неуклонно. Вот мы уже проезжаем знакомые места. Вот станция Юрюзань, а вот школа, где мы ночевали, а вон та знаменитая баня. Бросаем прощальные взгляды на эти надолго запомнившиеся нам объекты наших похождений и едем дальше. Проезжаем широкую долину, в которой расположена станция Юрюзань. Потом через замерзшие стекла мелькают горы, деревья, деревни. Мы уже ухитрились отоспаться на коротких полочках нашего чудо вагона. Наелись колбасы и чаю с сухарями. Поём охрипшими голосами песни. Наш музыкант вошел в экстаз при исполнении рок-н-ролла, сбежались смотреть все обитатели вагона. Но мы не обращали внимания. Одна песня сменяла другую. Пели без разбору — то грустную, то веселую. Это в какой-то степени отражало наши сумбурно сменяющиеся чувства. Все потрясены нашим неповторимым исполнением (некоторые даже возмущены), а один парняга с унылыми глазами и заплетающимся языком так растрогался, что полез к нашему «малышу» — музыканту целоваться. На что Толя, смущаясь, ответил, как и подобает великому артисту, что это, мол, заслуга певцов (то бишь нас грешных), а не его лично. Этот мужичок сказал, что у нас все изумительно красиво получается, только вот почему мы ни разу не спели «Шумел камыш», ведь это его любимая песня. Объясняем ему, что эту песню мы готовимся ввести в свой репертуар, и даже знаем из нее один куплет. Парень авторитетно заявил, что это песня до того хороша, что он иногда целыми вечерами поет один и тот же куплет.

Приехали в Запрудовку. Ижевцы, в знак благодарности, решили накормить нас в столовой за свои деньги, так как мы их несколько раз выручали продуктами. Дело в том, что у них были деньги, но запаса продуктов они с собой не носили. Закупали только, чтобы хватило от деревни до деревни. Но иногда получалось, что в деревнях не было продуктов, а деньги сами по себе — они же не съедобные.

Им хорошо помог институтский профсоюз. На 10 человек для совершения похода было отпущено 200 рублей. Это, конечно, не считая того, что у них было высококачественное оснащение: абалаковские рюкзаки, шатровая палатка с печкой, отличные лыжи с ботинками, толстые ватные спальные мешки, а также хорошие штормовые костюмы. А что сделал наш профсоюз для туристов? Трудно что-нибудь припомнить, потому что в развитии туризма у нас не заинтересованы ни профсоюзные деятели, ни комитет комсомола. И никого из них не интересует, как студенты проведут свои каникулы.

Из Запрудовки едем вместе с ижевцами. В Вязовке прощаемся с ижевскими туристами, ставшими для нас такими близкими людьми. И вот взят курс на Пензу. Едем в цельнометаллическом вагоне. Вспоминаем минувшие дни. Обсуждаем достоинства и недостатки уже совершенного похода. Отъедаемся за весь поход, ведь продуктов еще на несколько дней хватило бы!

Подъезжаем к Пензе. Вопреки туристской традиции — не возвращаться домой с продуктами — у нас их еще достаточно для того, чтобы «бросить морского» или, как еще говорят, «разыграть на гоп». Разыгрываем продукты, которые неудобно делить. Медбрату достается литровая банка тушенки. Завхозу Гончарику — круг колбасы. Аркаше — чай плиточный. Фотографу — суп гороховый. Тарасову — сухари и сахар. Говорят, что нет худа без добра, — теперь еще дома будем питаться теми продуктами, которые прошли с нами через весь Урал, А может их сдать в музей как символ мужественного воздержания студентов — политехников, способных прожить на густо заваренном чае 2 недели?

Переводим часы на два часа назад. В Пензу приехали часов в 17 по московскому времени. Снегу мало. Морозит. По улицам — следы бывшей оттепели — замерзшие лужи. На одной из них наш «малютка» — музыкант, неуклюже взмахнув ногами, грохнулся во весь свой двух метровый рост. Гитара жалобно звякнула и раскололась на несколько частей. Этот факт нас больше всего удивил, так как на крутых склонах Уральских гор Толик, цепляясь нечаянно за деревья гитарой, ломал ею ветки в руку толщиной.

Первыми знакомыми, которых мы встретили на родных улицах Пензы, были наши преподаватели-товарищи Никифоров и Палий. Приподняв от земли наши «опустошенные» рюкзаки, они только крякнули и с сомнением покачали головами: «Неужели вы с такими рюкзаками по горам на лыжах ходили?» Мы им совершенно правдиво признались: «Нет-нет, что вы! Мы не с такими рюкзаками ходили». И когда они, успокоившись, хотели уже начать расспросы о подробностях похода, мы добавили: «Да, у нас не такие рюкзаки были, а раза в два тяжелее». Не знаем, что они подумали, во всяком случае, их лица выражали недоверие.

А потом встречи с друзьями, рассказы о походе, тысячи вопросов, на которые сразу и не ответишь.
Что же мы можем сказать о зимнем походе? Зимний поход — это чудесно! В нем столько притягательной силы и красоты, непередаваемых, получаешь столько впечатлений, что он не уступит привлекательности и очарованию летних походов. Только к зимним походам нужно готовиться с удвоенным старанием, так как зима гораздо коварнее лета, и тогда от зимних походов будут оставаться самые приятные воспоминания.

Каждому, не бывавшему в турпоходах, но доказывающему, что в турпоходы ходят только придурковатые люди, Толя Мордвинцев с великим наслаждением философски отвечает: «Я считаю величайшей глупостью жить и не видеть истинной красоты природы, отдаленной от нормальных жизненных условий кое-какими трудностями, вроде тяжелого рюкзака, гор, буреломов, холодов и гроз, которые могут испугать только малодушных людей!» Этими словами, пожалуй, он выразил мысли всех туристов и смысл туристских походов вообще. Ведь даже в преодолении этих трудностей и то есть своеобразная романтика. Всё!!!

Авторы дневниковых записей
Алексей Паршин и Анатолий Мордвинцев.