Река Олекма — приток Лены. Дневник пензенского журналиста и туриста Валерия Добеля повествует о сплаве по этой дикой реке. И потому вдвойне интересной для туристов.
Добель, Валерий Борисович (24.05.1939—1998). Родился в г. Пенза в семье служащих. Окончил ф-т физического воспитания Пензенского пед. института (1961). Работал учителем в школе (1961—62), лит. сотрудником газеты «Молодой ленинец» (1965—75), радио — и тележурналистом (1975—98). Печатался как поэт с 1958: альманах «Рассвет». Посмертно выпущена книга стихов: «Напишу еще, может, книгу я…», Пенза, 1999.
Олекма — река сибирская
ПО ОЛЁКМЕ – отрывки из дневника экспедиции, изучающей влияние БАМа на экологию региона (июль-август 88).
Прежде чем начать читать эти записки, знай, что в них не будет жизнеописаний эвенков и якутов. Не будет детальных описаний прохождения порогов. Потому что тактика непременно должна строиться в зависимости от высоты воды и плавсредства, на котором проходить их. Не будет и описания самой реки – красавицы Олёкмы, которую знают пензенские туристы давно. Красоту этих мест можно понять, посмотрев снимки. Здесь будет рассказ о путешествии четырех повидавших и поживших мужчин, средний возраст которых перевалил за … (это не установлено). А средний вес рюкзака – килограмм на год прожитой жизни – вышел по 54 кг.
Итак, путешествие. «Аввентура» — в переводе с итальянского и означает – «путешествие». И, хотя в нашем путешествии не было ничего авантюрного, есть все же нюанс, заставляющий сомневаться в искренности такого признания. В группе, где каждый имеет не только свою рюкзачную нагрузку, где обеспечить успех дела можно только числом и умением каждого, случилось ЧП. Геолог и писатель Олег Куваев, не раз встречавшийся с ситуациями, ныне называемыми экстремальными, знающий, что крах мечты – это почти трагедия, написал однажды: “Закон максимальной пакостности начинает действовать в начале пути…».
Печальная повесть про Ахиллово сухожилие
Так было и с нами. Летописец и фотограф экспедиции порвал Ахиллово сухожилие. Травма чисто спортивная, «почетная», свидетельствующая о том, что не поддаваться ситуациям, способным помешать исполнить мечту (добиться победы в соревнованиях и т.п.) было выше физиологических возможностей организма. Так было и на этот раз. Это была самая черная страница нашей «аввентуры». Год подготовки, год надежд, планов – все рушилось. Группа ехала в купейном вагоне в Тынду, а неудачник с гипсовым лангетом, температурой, с медицинской картой, в которой записано «от оперативного вмешательства и лечения воздержался», отставал от них, оставаясь без документов, денег, без надежд на успешное проведение экспедиции. Такое могло случиться и далеко от населенных пунктов, и тогда бы пришлось двигаться вперед, потому что плавсредство идет вниз по течению (чем и отличается от настырных людей, которые норовят против течения, против трудностей, против обстоятельств, против «судьбы»).
Много лет назад гитлеровская Германия блокировала все пути прохода – проезда по стране людей без документов. Высокую оценку получали агенты английской разведки, сумевшие проехать по стране без документов (удостоверения личности) и без денег. Вспомнилось это потому, что вовсе не просто передвигаться и по нашей стране без них. Трудно доказать, что ты есть. Трудно, но надо. И вот пять суток автору этих строк пришлось испытать на себе, что такое «Мы», и сколько среди нас бюрократов, буквоедов и сколько людей порядочных. Мне везло на порядочных в то время, когда товарищи мои были в неведении и ждали меня, еще не зная, как и чем закончится. Ситуация, прямо скажем — не рядовая. И для того, у кого порваны сухожилия, и для тех, у кого рушатся планы.
БАМ начинается с Тынды
Так, еще до подъезда к Тынде, удалось воскресить в памяти, что много по Сибири, Дальнему Востоку и Якутии поселков с манящим названием «Солнечный». Это как приманка для тех, кто понаслышке знает о суровости края. И строят поселки с зовущими названиями вроде «Синегорье», «Солнечный» для того, чтоб приехали туда на какой-то период люди. А коль и таких не найдется, то заселяют поселки братвой из ИТУ и прочих колоний-поселений. Благодатные, но трудные места всегда, во все времена и во всех странах обживали люди с неуспокоенной натурой. Одни по своей воле, другие – по зову романтики. Так появляются в поселках поколения коренных людей ( те, у которых коренные зубы здесь выпали).
БАМ принес с собой много проблем в Сибирь и на Дальний Восток. Отступила тайга, отошло зверье, спугнутое временщиками, роль которых исполнили строители и геологи, воины-железнодорожники – чистейшей воды авантюристы, приезжавшие сюда за орденами и прочими , а уезжавшими – без партбилетов и с судимостью. БАМ проверил все – экономику, культуру, сознание наше. И не случайно при очередной встрече с Тындой я написал:
«Здравствуй, Тында, град застойный, гарь таежных перевалов. И в работе, и в застолье мне тебя недоставало. Потому, что сердце ноет от увиденного здесь. Кто здесь столько понастроил, для чего все это есть? БАМ воздал за бум сторицей — схлынул фарт и сгинул люд… Все равно тебя столицей по инерции зовут».
Пришло время познакомить вас с участниками экспедиции.
Участники экспедиции. Трое бывалых
Адмирал – звание туристское, никем не опротестованное, присвоенное за успешное проведение многочисленных походов по рекам Саян, Севера, Якутии, Кольского полуострова. Черняев Геннадий Васильевич. Эта экспедиция – вызов его шестидесятилетию, которое будет 6 сентября 1988 г. Женат, внукообязан.
Лоцман – Гульцев Геннадий Иванович. Тоже первопроходимец многих незагаженных рек.В меру азартен, всегда тактичен, изучает в походах по Якутии японский язык. Но, кроме нескольких неблагозвучных слов русско-японского произнесения, не преуспел пока. В этой экспедиции исполнял обязанности начпрода и, высчитав по граммам, сколько потребуется для того, чтоб и самим не голодно было, и встретившимся бичам можно было без ущерба отдать по нескольку килограммчиков из каждого рюкзака, довел наши торбы до веса, который в аэропорту воспринимался как «переброска по воздуху трактора экологически чистой экспедиции». Счастливчик в жизни, семье, на работе. Специалист-блинопек.
Начхоз (Же) – мастер-золотые руки, душа, серебряные волосы, которые он по традиции стрижет на высоком берегу в устье реки Олдынксо уже третий раз, исполняя свою примету – оставь шерсть, чтоб к ней еще вернуться. Устинов Евгений Григорьевич – инженер, продолжатель дела Мичурина (садовод-экспериментатор, собравший плантацию из интересующих его кустарников и трав Саян, Якутии и т.д.) Женат, не пьет (когда нечего) и пьет (когда кое-что есть). Фанат-фотограф, умеющий скрывать свои эмоции до того часа, пока не отпечатал снимок. Незаменимый человек в дальнем походе, умеющий сглаживать все экстремальные всплески.
Плюс один летописец
Все трое бывали в Якутии и на участке БАМа и тогда, когда не начиналась стройка века, любовались и щедрыми дарами природы. Все уверенные, что нет края щедрее, благодарнее и относительно девственнее, чем Якутия.
Летописец – журналист по любимой профессии, работавший в районе предполагаемой стройки еще в 1961-62 году. Почетный пассажир первого поезда, прошедшего по Восточному участку БАМа Добель Валерий Борисович. Исколесил не только страну, но и Кубу, Вьетнам, Болгарию, Венгрию. Нога которого ступала и во Франкфурте-на Майне (ФРГ), Лиссабоне (Португалия), Рапада (Алжир), Калькутта (Индия), Карачи (Пакистан).
Главное, что объединяло всех участников экспедиции – умение видеть красивое, умение преодолевать трудное, умение идти наперекор судьбе. Каждый имел сердце, не потерявшее способности радоваться при встрече с во всех ее проявлениях (может потому, что – женского рода).
Размышления о БАМе
Итак, в путь! Поезд Тында – Чара. Западный участок Байкало-Амурской магистрали. Стройка века. А еще можно сказать – стройка, которую запомнят на века. Даже сейчас, когда пошли поезда по магистрали, никто не осмелится сказать, чего больше принесла она с собой в эти края – радости или горя. Потому что рано говорить об экономической состоятельности осуществленной мечты о магистрали века. Вагоны идут пустые. Пристанционные поселки даже жильем не держат людей. Разбегаются, как разбежалось зверье отовсюду, куда «простерся» БАМ.
Очень трудно сказать, сколько вложено миллионов и сколько угроблено, а может быть и безвозвратно потеряно. БАМ требовал особых людей, умеющих видеть будущее, думающих о судьбе его (БАМа). А судьба эта начиналась с первого колышка, с первой палатки, в которой нередко поселялись временщики. Не считающие эти края своими, не думающие оставаться здесь надолго. Такая «картина» вырисовывается из бесед с нашими попутчиками.
Начало сплава
Единственный мост через Олекму около разъезда Мостовой. Неподалеку от него Имондроканский перевал, на котором мы и решили выйти (спутав его с Имондроканским разъездом, который на берегу Хани!!!). И поэтому наш путь по реке занял день световой. Благо река несла хорошую воду, приучая нас к внимательности, давая возможность обжить новое плавсредство.
Рассчитанное на 3 места, но стиснувшее нас четверых с нашими объемистыми рюкзаками.Река здесь равнинная – широкая, берега поросли ольхой, березой, ивняком, и напоминают берега Суры в пору половодья. Дважды ветка БАМа подходит к воде, словно приглядываясь к Олекме. Которая сразу же после впадения слева Хани врывается в скалы, вскипая пеной на порогах, серьезных в любую пору.
Пойдя два из них, мы встали на ночлег на правом берегу (левый скалист, суров и прекрасен). Правый – лесист, посещаем зверьем и хозяином – медведем. Здесь впервые прозвучала команда адмирала: «Работать!!!». И более спокойная – «дристать всех наверх!».
Первые пороги
Первые пороги – проверка слаженности действий. Проверка, необходимая на следующем переходе, где кипят пороги Булбукта, Кенчей, Юг. Эрилингас ( все они на протяжении 8-10 километров делают реку уважаемой и не терпящей панибратства). Река, как ледяная горка, тащит вниз так, что видно, если оглянешься назад, что спускаешься в белую кипень. Слева река приносит на помощь Олекме еще кубометры воды, и снова на протяжении 10-15 км. – пороги, пороги и водовороты.
Пока еще одна впадающая слева река Туммулур , добавив силы, вновь не бросит на порог (одноименный!), и перед впадением справа Нижнего Тумуллура даст возможность передохнуть на песчаной косе. На которую выходят медведи семьями. К которой подходят таймени (адмирал ловил здесь в свой рост рыбину три года назад). Нам не повезло. Так же, как когда-то в последний раз не повезло такому же, как мы смертному, могила которого хранит останки его теперь. Снова пороги, снова пороги. Снова чарует река. И только, когда, стремясь к северу, вдруг понимаешь, что север сзади, а впереди река упирается в скалы с острыми зубьями останцев, смотри слева впадает река Олдонксо.
Река Олдонксо
На правом берегу устья необходимо всем, кто побывает здесь, сделать дневку. Река достойна того. Чистая, рыбная. По крайней мере три года назад наши трое были, ловили, восхищались обилием и красотой хариуса и ленка. В этот раз только один ленок окончил свой жизненный путь на блесне Гульцева. Зато обилие комаров, ягод и экзотики пока остались. Может кому-то повезет еще. Три ходовых дня (при хорошей работе!), и вы здесь, где врывается в мутные воды Олекмы кристальная река…
В самом устье Олдонксо жизнь взметнула колесо –
Это рвет таймень с катушки сверхнадежное лассо!
Все… И остается тут брызг холодных изумруд,
Да еще частичка сердца моего осталась тут…
Мои друзья ушли вверх по реке на несколько дней. Вернулись с рассказом о медведе, подвешенном в браконьерской петле. Истлевшем и никому не нужном. С рассказами о пустых почему-то уловах, некогда набитых рыбой. А я рассказал им свои наблюдения – по берегам рек обилие дикого лука (для спасения не рассчитавших провиант и не поймавших рыбы). У нас в средней полосе по дорожкам-тропинкам подорожника полно. Здесь всюду растет кровохлебка – трава, способная остановить кровотечение. Мудра природа – у идущих сюда мозолей не бывает, да и от них не помрешь. А от большой потери крови вдали от жилья кровохлебка помереть не даст.
Произнеси «Олдонксо» — и слышится что-то похожее на «Алдан» — то самое золотоносное местечко, которое внесло в понятие пришлых людей: алдан – . Но слово это произошло от «олдо, алдо» — по эвенкийски – «рыба». Может и впрямь, Олдонксо – рыбная река. На Алдане, а он впадает в Лену, как и Олекма, рыбы нет – драги погубили. Здесь тоже много следов пребывания геологов – бухты провода ( для вертикального и гравиметрического зондирования), и банки-склянки для согрева души. Есть здесь и винт, прибитый на лиственнице – весь изгрызанный порогами. Кто-то добрался и сюда на моторке.
В пересвисты играют бурундуки…
Две ночи подряд бросал я на входе реки в Олекму мыша, сделанного из головки дальневосточной черной белки, но не соблазнил ни одного тайменя. Но все же здесь прекрасно, не зря Устинов стрижется именно здесь, не зря Гульцев надевает белые перчатки по случаю первых походных блинов. А Черняев, подвесив котелок с трубочкой, принимает ванну-баню. Если и есть где-то рай, то где-то рядом.
Сразу же после Олдонксо река вспенивается порогами, гребни которых требуют осмотрительности и работы на тяжелой, как ртуть воде. До скал – напряжение, которое чуть ослабишь – сразу же получаешь «подзадник» — пару ведер холодной воды под зад. Но после поворота, после порога – благодать. На скалах (справа) водопады, стоки которых поросли синими-синими-синими цветами. Только приблизившись, понимаешь, что это живокость полевая с хорошей наследственностью. Цветок крупный, цвет яркий, вид – околдовывающий. Цветок ядовит!!! Попал сюда, наверное, еще в 17 веке, когда Ерофей Хабаров прошел со своей братией от устья Олекмы до верховья, осваивая этот дикий тогда край. Спустя два года после начали здесь выращивать хлеба в низовьях Олекмы и 50 тысяч пудов его продавать ежегодно. Река Олекма мощна – около 2000 кубометров воды в секунду ворочают в ней камни, деревья. А нередко и посудины незадачливых туристов. Много могил по берегам…
Вдоль Олекмы, Амгуни, вдоль Хани-реки
В пересвисты играют бурундуки.
Край обжили ЗК, много лиха хлебнувшие.
Высвист бурундука, что голос минувшего.
Не исчез человек, не ушел в ничего,
Бурундук – вот второе рожденье его.
Вдоль Амгуни, Олекмы, вдоль Хани-реки
В пересвисты играют бурундуки.
Сейсмическая станция «Тунгурча»
Через несколько часов после Олдонксо (после порогов, водопадов, отбойных воды и круговерти, которые непременно сопровождают развал гор), попадаешь на поворот, где слева горная терраса, обжитая людьми! Здесь стоит сейсмическая станция «Тунгурча» по названию рек (Тунгурчакан и Тургунча). Есть рация, вертолетная площадка. Здесь живут словоохотливые люди Семен и Катерина. Он – бывший рыбак северного флота, она – бывшая послушница женского монастыря. У них 5 детей – живут отдельно, в городах. Семен – фотолюбитель, балабол метр с шапкой, но чувствует себя тертым человеком, которого обходят браконьеры, не раз грозившие ему пулей в тайге (все это с его слов, конечно).
Но в целом люди интересные, не жадные. У них теплица с помидорами и огурцами, у них посадка картошки, у них погреба с мясом, рыбой и грибами-ягодами. Все есть для того, чтобы жить. Побывать у них должен каждый, кто будет в сих местах. Не менее удивительно и то, что в километре от них по правому берегу реки есть следы деятельности геологов. Они вскрыли здесь горячие источники (+52 градуса, термальный, кристально чистый с голубоватой водой). А в 30-50 метрах от него есть на горном склоне минеральный источник с водой типа «Ессентуки-17». Есть следы теплицы, два дома-зимовья (приют какого-то браконьера, человека непорядочного и, по рассказам Семена в высшей степени алчного). Нас поразила ванна, доставленная сюда на вертолете, привязанная металлическими тросами прямо на берегу Олекмы. К ней подведены гибкие резиновые трубы, по которой и поступает родоновая вода +52! Лечебница-целительница! Но не следует переоценивать себя – нагрузка на организм своеобразная, требующая чувства меры.
Скала Гридина
А ниже Термального (всего километр) впадает Тунгурча-красавица, достойная дневки и прохода по ней как можно дальше – с порогами-скалами, водопадами.
День спуска по не столь многочисленным порогам, и река выходит из теснящих ее гор, входя в более спокойное русло, в которое смотрятся скалы-дворцы-останцы. Но есть еще немало порогов, которые требуют осторожного прохождения их – Бадалкай, Махочен и Белая лошадь ( не путать, пожалуйста, с белой лошадью, которую выводили по приказу адмирала в Саянах! Это более серьезная, сбивает не то что с ног, но и способна выкинуть седока , охладить его норов!)
После прохода Белой лошади, после впадающей реки справа – Чукача, приметной широкой долиной, остановились у скалы, обрывающейся в воду – это скала Гридина. Здесь в 1977 году была закреплена памятная доска с портретом Георгия Гридина, первого среди пензенцев открывшего дорогу по Олёкме. До сего дня сохранилась эта доска. Портрета нет. Но есть слова «Он жил, как будто день последний…» Это слова Куваева. На доске мы нашли веточку кедра – помнят люди. Останавливаются среди экзотической круговерти, хотя доска – всего два десятка квадратных сантиметров. На противоположной стороне фактория охотников.
Поселок оленеводов
Место здесь приметное – горы разошлись, расступились холмами. А через несколько часов сплава (а часы эти летят незаметно, потому что сплавлялись мы после и день и ночь) – река спокойная, ровная. И привязанная к носу лодки лиственница тащила нас подводным парусом против ветра по струе, приближая к первому большому поселку – Кюда-Кюэль. Здесь живут оленеводы – эвенки. Это центр совхоза «Токкинский». Здесь магазин, аэродром, памятники устанавливающим советскую власть и погибшим за нее. Много с фамилией Яковлевы. Поселок на высоком левом берегу.
Отсюда уже ходят вниз моторки – катера, и вся эта экзотика остается там, на пройденном пути. Здесь порой идешь, разбивая веслом облака, чтоб как-то ощутить скорость. Говорят, в августе здесь много утки, боровой дичи. Нам не повезло, потому что не поспели массовые ягодные угодья, когда бруснику «берут» комбайнами (граблями). Есть такое авангардистское приспособление для полупромышленного сбора ягоды, не оставляющее после себя на будущее ничего. Но люди едут, берут, радуются урожаю дармовому. Нынче нашли еще способ быстрой заготовки ягоды – дождавшись морозов, бьют ее палкой, сбивая на подстилку. Варвары! Зато с ягодой.
Последний переход
От Кюда-Кюэля – сутки перехода до Олекминска. Река спокойная, берега – американских каньонов – со скалами-останцами, течение муторное, пижонское, пляжное.
Не прихвати нас дождь, не нашли бы мы зимовья, способного принять человек 6-8, а то и того больше. Чистое зимовье со всеми благами – ручей под боком, ягодник, дрова. Река с островами, петлями – на откорм (для подъедания оставшегося запаса!)
На одном из правых берегов мы увидели останцы замка с карстовой пещерой. А в 20-30 метрах от них (слева) – та изба. Пещера на высоте 50-60 метров. Все это в дне хода до устья Олёкмы, на подходе к которому нет места для ночевки. Но много моторок и прочих лодок с ханыгами различных рангов, способных навешать не лапшу – спагетти на уши! Слева на входе в Лену – поселок «Затон» — его обходить только справа.
Все это вы увидите после вхождения вод желтой Чары, испорченной драгами и земснарядами. Она входит в Олекму слева, потому острова надо проходить слева до впадения ее. По этой реке мы должны были попасть в Олекму, не разорви наши планы Ахиллово Сухожилие!
Олекминск
Но, спроси любого из нас, несмотря на… состоялась наша… экспедиция (называется). Так что, кто идет по Олекме – когда известняковые горы врываются к реке – уходя в левое русло. Там Чара, которая не чарует уже никого, но путь короче.
Олекминский острог основан в 1635 году, на левом берегу Лены. Олекма впадает ниже его. Так что до парома надо доехать, потому что через Лену не пройти – плывут бревна, деревья. Река испорчена донельзя. Поселки на правом ее берегу (откуда уходит паром) завалены банками, бутылками, мусором. Что ты творишь, человек-временщик. Неужели не понятно, что нельзя жить по принципу: после нас – хоть потоп!
До ближайшей железнодорожной станции Усть-Кута (начала БАМа) – пять суток на теплоходе, который и ходит раз в пять суток. До аэропорта можно доехать с берега на автобусе, который ходит всегда регулярно, интервал 20-30 минут. Сразу за Олекминском начинаются поля хлебные. Поспеваемость хлебов – как у нас (расшифровывается просто это слово – что у нас, что здесь хлеб сеять толком нет нужды, так же, впрочем, как выращивать стада коров Йоркширской породы, купленной за в Голландии). Однако все это есть, так же, как и поразительная экологическая неграмотность населения страны, когда независимо от зон климатических строят однотипные дачи-сортиры, дома-скворечники. Когда в зоне вечной мерзлоты женщины, как на Черноморском побережье, ходят в «мыльницах», думая о моде и не задумываясь, что им предстоит еще рожать не только тех детей, которых оставят новые люди, но и тех, которых ждет эта земля.
В отношении питания люди здесь более грамотны – у дома по возможности есть теплица (огурцы, помидоры, картошка), продукты пока есть в большем достатке, чем в средней полосе.
Но о национальных ремеслах давно забыли здесь, как и о национальной культуре – экзотоманящей для каждого с «большой» земли.
Если тебя заинтересовали эти места – побывай. Если не заинтересовали – все равно побывай, чтоб понять, почем фунт лиха.
Олекминский вальс
Прекрасны глаза с поволокой
Раскосой красотки Олекмы.
И мы, хоть до нитки промокли,
Любуемся все же рекой.
Швыряет байдарки Олекма
В бездонные синие стекла,
И роба становится мокрой,
И нас окружил непокой…
А дома, не весть еще сколько,
Олекма алекнет нас только,
И мы, повидавшие столько,
Окажемся вновь на струе.
Крути нас, красотка речная,
Чем кончится это-не знаем.
Мы только одно обещаем –
Всегда вспоминать о тебе.
И снова, как импульсы тока,
Врываются в сердце жестоко-
Олекма, лавиной потока,
Опять соберет нас, друзья.
И вспомним мы рай комариный,
Такой беззащитно ранимый,
Где мы вспоминали любимых,
Которых забыть нам нельзя.
Крути нас, красотка речная,
Чем кончится это-не знаем.
Мы только одно обещаем –
Всегда возвращаться к тебе.
Река Олекма запала в душу Валерию Добелю
