Тарбагатайские горы — хребет в Казахстане на границе с Синьцзян-Уйгурским автономным районом Китая. Павел Камаев вспоминает о путешествии в этом районе на лошадях.
Верхом в Тарбагатайские горы
Прошлое надо знать не потому, что оно прошло, а потому, что уходя оно не унесло своих последствий.
Василий Ключевский.
В юные годы я жил с родителями в городе Семипалатинске, это северо-восточный Казахстан. Когда началось освоение целинных и залежных земель в Целиноградской области, многие коллеги отца были отправлены Компартией в Целиноград, который раньше назывался Акмола («Белая могила»). Отца направили в Талды-Курганскую область. Там он работал сначала главным агрономом, а потом директором МТС (машинно-тракторной станции). Там он научил меня ездить верхом на лошади в седле и без седла. Был случай, когда лошадь внезапно рванула, и я, упав с неё, вывихнул правый локтевой сустав. Отец на руках отнёс меня к местному костоправу. Тот резким рывком поставил локтевой сустав на место. В дальнейшем я освоил езду верхом на лошади основательно.
Отец часто ездил в командировки по прилегающим областям. Однажды он взял и меня с собой. От Талды-Кургана до города Зайсан мы ехали на автобусе. А в Зайсане товарищи отца нашли проводника и дали пять лошадей. Фамилию проводника я уже не помню, а вот лицо и его фигуру хорошо запомнил. Он был похож на старого китайца, которых я раньше встречал в Талды-Кургане. Этот человек был среднего роста, худощавый и немного сутулый. Лицо бронзового цвета имело монгольский облик. Узкие и чуть косые глаза, плоский нос, выдающиеся скулы, тонкие седые усы и жиденькая бородка. На голове китайская чёрная шапочка с красной шишкой. На плечах поношенный халат китайского фасона синего цвета. Ноги украшали войлочные туфли на толстой подошве.
Сын декабриста
Он хорошо говорил по-русски и знал киргизский язык. Родом проводник был с Алтая, куда его отец был сослан по делу декабристов. В молодые годы его отец поселился в живописной долине реки Бухтарма, женился на торгутке монгольского племени. Поэтому его сын унаследовал монгольский облик. Отец дал сыну хорошее образование, приучил его к чтению книг по естествознанию и о путешествиях.
Сын помогал отцу в уходе за пчёлами и за маралами, осенью сопровождал его в г. Семипалатинск. Туда они сплавлялись по реке Иртыш с партией мёда и маральих рогов. Он привык к передвижению, к наблюдению явлений природы. Когда его отец умер, ему было 20 лет, он продал пчельник и маральник и уехал в Усть-Каменогорск, который находится северо-восточнее Семипалатинска. Работал там приказчиком у купца, но потом переехал в г.Зайсан и на озере Зайсан занимался рыбалкой. Зимой он возил рыбу на продажу в Семипалатинск, где покупал
Итак, на трёх верховых и двух вьючных лошадях мы отправились в Тарбагатайские горы. Прихватили с собой сухари, баурсаки (тесто, зажаренное в бараньем жире) и всё необходимое для походной жизни. Отец взял с собой двустволку на всякий случай и патроны.
Камень, упавший с неба
Через день пути по грунтовой дороге мы подъехали к святому камню, упавшему с неба. Многие люди, едущие по этой дороге, свёртывают с неё, чтобы поклониться этому камню. Камень огромный, величиной немного меньше юрты. Под ним выстроена крыша и стены, так что его снаружи не видно. Лежит он среди равнины недалеко от горы Ошке, мимо которой проходит дорога в Гучен и называется он Кумыс-Тюя (т.е. «Серебряный верблюд»). Мы оказались среди высоких холмов странного вида. Их жёлтые песчаные склоны местами были усыпаны совершенно чёрным щебнем. На гребнях среди скал песчаной породы тянулась лентой, то узкой в четверть, то широкой в 3-4 четверти, чёрная блестящая порода, похожая на чёрный уголь. Местами было видно, что пласт этой породы, или жила, уходила круто вглубь холма.
Горючие камни
Мы спешились и стали осматривать этот холм. Чёрные ленты по гребням можно было проследить в обе стороны на десятки шагов. Мы решили на обратном пути набрать этого чёрного камня из пластов, чтобы опробовать на костре, горит ли он? Местные калмыки называют его горючий камень, но они его не употребляют, потому что он сильно дымит и воняет, когда горит в юрте. Вечером, разжигая костёр, я положил кусок в огонь. Он очень скоро вспыхнул. Загорелся длинным пламенем и с густым чёрным дымом, и при этом стал плавиться и растекаться. Запах дыма действительно был неприятным, но как топливо в печах этот уголь годился. Кроме этого, из этих холмов течёт что-то жидкое и чёрное, вроде масла. Его калмыки собирают для лекарства. Оно так же горит и воняет, как этот камень.
К вечеру вышли на озеро и заночевали на берегу. Ночлег на берегу был очень приятен. Выплыла луна в начале ущерба, и вдоль всего залива потянулась серебристая лента вдаль. Легкий ветерок шелестел в камышах, окаймлявших тёмными стенками водную гладь, поднимая на ней мелкую рябь, и вся лента дрожала и переливалась. В зарослях порой крякали утки, а с холмов подножия Тарбагатайских гор иногда доносилось заунывное завывание волка, на которое наши лошади, привязанные вблизи, с аппетитом жевавшие зелёный тростник, отвечали всхрапыванием. Где-то далеко, чуть слышно, кричала сплюшка, а ближе на озере ухала выпь.
По небу, в стороне от луны, медленно плыла широкая пелена мелкокучерявых облаков, похожая на распластанную шкуру белой мерлушки. Часа через два ходьбы русло реки и заросли отступили подальше от тропы, и теперь слева от неё расстилались то голые площади такыров с серой почвой из глины, разбитой тонкими трещинами, голой, гладкой и твёрдой, как паркет, то песчаные холмы, поросшие кустами тамариска. Вот показались холмы из чёрного угля, а на самой вершине холма вытекает родник.
Костер из асфальта
Мы залезли на холм. Он весь состоял из пластин почти чёрного камня. На плоской вершине оказалась яма, заполненная чистой водой, местами покрытая чёрной плёнкой. Вода оказалась пресной, но только с заметным привкусом чего-то смолистого, с запахом сургуча. В одном месте со дна ямы поднимались тёмные пузыри, которые на поверхности воды расплывались в густую чёрную плёнку. Я обмакнул палец в эту плёнку и понюхал — она имела запах керосина. Это было похоже на сырую нефть, из которой гонят керосин. Обойдя яму с водой, мы увидели в понижении ямы медленно стекающую струйку с чёрной плёнкой. Ручеёк тёк медленно, расплывался и немного ниже застывал. Я ступил на это место, и подошва сапога прилипла, словно к густому вару или к дёгтю. Это была загустевшая нефть, похожая на асфальт.
Когда стемнело, мы развели большой костёр из кусков серого асфальта. Костёр пылал так жарко, что нам пришлось сидеть подальше от него. Весь холм, долина и её склоны были ярко освещены. Было тихо, и столб дыма поднимался высоко вверх. Мы легли спать вблизи костра, чтобы поддерживать огонь, который отпугивал волков.
Странные валуны
Утром мы поднялись на холм, имевший странную форму. На его склонах были рассеяны валуны, большей частью круглые, как шары, совершенно чёрные и блестящие. А вершина холма представляла кучу из таких же валунов, похожую на туры, которые оставляют туристы, поднявшись на перевал или вершину. Но эти туры не могли соорудить люди: каждый валун не могли поднять даже несколько человек. Объяснение может быть такое: массивный гранит при выветривании распадается на большие шары, которые в условиях пустыни покрываются чёрным блестящим «лаком пустыни», как и щебень, отражающий лучи солнца и луны.
В течение дня мы продолжали путешествие по холмистой пустыне. К вечеру добрались до небольшого ключа, который местные называют Ащилы-Бастау. Здесь был кое-какой корм для лошадей и топливо в виде кустиков по склонам холмов. На ночь мы собрали целую кучу хвороста для костра и поддерживали небольшой огонь. Когда вой волка раздавался ближе, и лошади начинали похрапывать, мы подбрасывали топливо. Уже под утро на вершине соседнего холма показался волк, подбиравшийся к лошадям. На посветлевшем фоне востока виден был его силуэт. Отец вскинул ружьё и выстрелил, но было далеко, и картечь только шлёпнула по шкуре на исходе полёта, и волк скрылся. Больше он не появлялся.
Легенда о гэгене
На следующий день мы продолжали путь по неровной степи на лошадях и подъехали к высокой скале с отвесной стеной. Калмыки называют эту скалу Кызыл-гэгентас («Камень красного гэгена»). Гэген — это руководитель буддийского монастыря. Существует легенда, что с вершины скалы когда-то гэген монастыря бросился вниз. Он уверил лам, что Будда поддержит его в воздухе за его подвижническую жизнь, и он встанет на ноги внизу живой и невредимый. Все ламы поднялись вместе с ним на вершину скалы и совершили там богослужение. Внизу, к подножию скалы, съехалось много калмыков и киргизов из окрестностей, чтобы видеть чудесный
После скалы мы продолжили путь по большой дороге на восток вверх по долине реки Эмель. Слева от нас тянулся крутой южный склон Тарбагатая, а справа — цепь Барлыка. Степь уже зеленела молодой скудной травкой и полынью, среди которой алели, словно пятна крови, чашечки степного мелкого мака. Хохлатые жаворонки то и дело взлетали впереди нас и заливались в синеве неба под лучами солнца, поднявшегося из-за тёмных мрачных отрогов Уркашара, разрезанных крутыми ущельями.
Аршан — целебный источник
В одном из логов мы увидели небольшой глинобитный домик. Возле него лужа воды, окружённая грязью, истоптанной копытами многих животных. Людей и домашних животных не было видно. «Это аршан, целебный источник» — сказал проводник. Сюда приезжают люди в жаркие дни из окрестных стойбищ лечиться от болезней
За китайским городком Дурбульджином свернули с дороги в Зайсан и поехали дальше вверх по долине реки Сары-эмель, которая составляет правую вершину реки Эмель и течёт между Тарбагатаем и Уркашаром. Дорога пересекала отроги Тарбагатая. А справа за речкой Сары-эмель тянулся длинный и узкий гребень со странным названием Джилантель, т.е. «Змеиное жало». Этот гребень поднимался на восток зелёными уступами. На них паслись бараны и коровы, обнаруживая присутствие зимовок.
Озеро Улюнгур
Улюнгур — очень большое озеро, длиной около 40 км. Оно имеет форму треугольника: берега во многих местах окружены зарослями камыша, в которых водятся кабаны и утки. Оттуда доносилось кряканье, хлопанье крыльев, визг свиней. На следующий день мы обогнули южный конец озера и пришли в бывший китайский городок Булунтохой в низовьях реки Урунги, впадающей в озеро. Это было последнее поселение на нашем пути. Городок в давние времена подвергался нападению во времена дунганского восстания и до сих пор не оправился. Внутри его стен много пустырей и мало людей, кроме главной улицы, вдоль которой тянулись лавки и мастерские, чередуясь с развалинами домиков. Жители жаловались, что летом им докучают комары, прилетающие с болот и озера. Возле городка виднелись небольшие огороды и пашни, на которых трудились земледельцы.
Миновав городок, мы свернули вверх по долине Урунгу. По дороге людей не встречали. Как только начинается жара, монголы откочёвывают за реку Иртыш в предгорья Алтая. Потому что на Урунгу летом много комаров и оводов, которые мучают животных и людей. Поэтому мы видели места зимовок в виде голых площадок круглой формы. На них зимой стояли юрты и изгороди из жердей и хвороста для скота.
Повернув направо, мы ехали по пустынной равнине, усыпанной щебнем, в виде глинистых бугров и каменистых холмов с небольшими пучками
Затем мы поехали вверх по правому склону долины, довольно крутому и высокому. Поднявшись на гребень отрога Алтая, который отделял эту долину от долины Алтын-Гола, мы увидели под собой немного ниже по течению ручья, у рудника, юрты караульных.
Золотой рудник
Я вспомнил рассказ моей родной тётки, тёти Клавы Макаровой, об этом руднике. В молодости она работала в компании «Алтайзолото» охранником. Однажды её отправили в командировку на месяц на этот рудник. В царские времена на этом руднике добывали
И вот однажды руководство компании отправило трёх молодых парней проконтролировать их работу. Парни решили пошутить с охраной. Не доходя сто метров до охраны, они поднялись на гребень отрога, прошли по нему до отверстия старой выработки. Через него спустились вниз в штольню, зажгли свечи, накинули белые халаты с капюшонами, на которых чёрной краской нарисовали черепа и грудные
Залаяли собаки, из домика выскочили караульные и увидели, что из штольни выходят скелеты погибших рудокопов, поющих буддийскую молитву «Ом-мани падме-хум». В одной руке у них были свечи, в другой — кирки (типа ледоруба). Возле домика поднялась суматоха. Женщины-охранщицы бросились бежать, а парни-шутники, скинув халаты и потушив свечи, отправились обратно в сторону гребня отрога. С тех пор по всей Монголии пошёл слух, что на золотом руднике на Алтын-Голе мёртвые рудокопы воскресли и по ночам бродят, пугая караул.
О путешествии в Тарбагатайские горы рассказал Павел Камаев
(1) комментарий