В поход на Кодар — горными перевалами, со сплавом по реке Чара первым из пензенских туристов отправился Валерий Косогоров. Через пять лет у него консультировался Владимир Подобед, группа которого за поход по Кодару стала Чемпионом СССР. Кодар — удивительная страна. А река Чара — очаровывает.
Далёкий и по расстоянию, и по времени, в которое мне пришлось на нём побывать. Так сложилась моя туристско-альпинистская судьба, что меня всё время тянуло в новые, неизведанные мною районы. Я никогда не ходил дважды по одному и тому же маршруту. За почти пятьдесят лет путешествий я прошёл больше двухсот перевалов, совершил 80 восхождений, сплавился по трём десяткам рек, среди которых были и такие серьёзные, как Бий-Хем, Китой, Черемош, Гутара, Лаба и т. д.
Поэтому известие о том, что можно сходить в малоизвестный, вновь открытый туристский район с загадочным названием Кодар, сразу меня заинтриговало.
И вот летом 1976 года группой из восьми человек (шестеро мои старые друзья из Кременчуга и двое пензенцев: я и Гена Артамонов) мы едем в далёкую Читу, чтобы оттуда залететь в посёлок Чара, откуда должен начаться наш маршрут. С большинством из ребят я уже побывал в разных районах, все надёжные, верные, крепкие.
В дороге – бесконечная подгонка снаряжения, сортировка продуктов, песни под гитару и изучение тех скудных материалов по району, которые нам удалось «накопать» из разных источников. Информации мало, снова чувствуем себя «первопроходцами».
Кодарский хребет
Ну, вот, наконец-то и Чита. Перебираемся в аэропорт, и здесь получаем первый сюрприз от Кодара. На реке Чара было наводнение, вода поднялась на много метров и залила грунтовую полосу на аэродроме Чара. Пассажирские рейсы не летают, и скопилась очередь на несколько недель. БАМ тогда только проектировался, и других шансов забраться в нужный район, у нас нет. Но не «пилить» же обратно через всю страну! У «хохлов» была припасена бумага от вертолётного училища с просьбой, оказывать содействие группе авиаторов и т. д.
Берём этот «рояль в кустах» и идём к начальнику аэропорта. Почесав переносицу и хитро посмотрев на нас, он наложил резолюцию: «Спецрейс!». Идём к диспетчеру. Та пощёлкала на счётах и изрекла: «С вас 720 рублей!». Сумма для того времени немалая. Отступать некуда. Сбрасываемся, и на следующий день самолёт ЛИ-2 (бывший «Дуглас») несёт нас над морем тайги. Под крылом бескрайние просторы Сибири. Реки, горы, каньоны и тайга, тайга, тайга…
Вот наконец-то и разбитая грунтовка аэропорта Чара. Выгружаемся и идём в посёлок. Несколько десятков одноэтажных деревянных домиков и вагончик изыскателей трассы БАМа. Работник местного КСО ушёл в тайгу, поэтому отмечаемся в местном райкоме партии. Инструкторша райкома (по внешнему виду с приличного «бодуна») приветливо приглашает оставаться на ночь, но мы вежливо отказываемся (настораживает её вид и настойчивость) и, взвалив на себя тяжеленные рюкзаки, уходим на маршрут. Разбитая грунтовка скоро кончается, и сразу начинаются болота, ёрник, стланик. Ориентиром служит гора Зарод, издали напоминающая громадный стог сена. Дойти до неё в этот день не успеваем. Несмотря на чавкающую жижу под ногами, воды, пригодной для питья, всё нет. Приходится стать лагерем на берегу болотистой лужи. Воду из неё цедим через несколько слоёв марли, добавляем марганцовку и используем на ужин и завтрак. Вкус отвратный.
Вот и гора Зарод. Под ней большое озеро с чёрной водой, кишащее окунями. Первого ловим на слепня. Затем на наживку идёт всё от первого окунишки. Клюёт на всё: жабры, кишки, глаз, плавники. Полчаса – и прибрежная галька завалена рыбой.
Дальнейший наш путь идёт к реке Апсат, в верховьях которой мы планируем оставить часть груза на вторую часть путешествия. По рассказам, более хорошая тропа идёт по противоположному берегу реки, поэтому предстоит сложная переправа. Находим место, где река разбивается на четыре рукава, разделяемся на две группы по четыре человека и начинаем брод. Идём стенкой, крепко обнимая друг друга под рюкзаками. У верхнего и нижнего в руках крепкие шесты. Первые три протоки переходим терпимо. Вода ледяная, течение мощное. Четвёртая протока оказалась самой серьёзной. Вода поднимается всё выше, уже замачивает рюкзаки, идём на носках, вода старается оторвать нас от дна. В какой-то момент, кажется, что мы уже поплыли, но вот дно начинает подниматься, и мы с облегчением выбираемся на берег.
Водопад на реке Апсат
Выливаем воду из ботинок, отжимаемся. Начинает брод вторая четвёрка. В ней ребята несколько ниже нас ростом, и в последней протоке их отрывает от дна и начинает сносить. С большим трудом им удаётся вернуться назад, и мы два дня вынуждены идти вверх по Апсату разными берегами. В узких местах передаём спиннингом друг другу котелки, топор, кое-какие продукты.
О серьёзности этой переправы могу сказать в отступлении. Через пять лет после нас в этом районе ходила пензенская группа под руководством Володи Подобеда, вооружённая нашей картографией, описаниями, слайдами. Они прошли прекрасный маршрут, завоевали медали на Всесоюзном первенстве, были очень признательны мне за предоставленные материалы. Так вот, при переправе через Апсат они чуть не потеряли одного из участников. У него зацепилась за дно перильная верёвка, и он так нахлебался воды, что его пришлось вытаскивать и откачивать. Но это было много позже и уже не с нами.
Вернусь к нашему походу. Через два дня в узком каньоне нам удалось организовать навесную переправу через реку, и мы наконец-то соединились. На повороте к перевалу Мурзилка ставим лагерь и с частью груза уходим в верховья Апсата, чтобы организовать заброску. Для заброски строим лабаз. На высоте четырёх метров связываем слегами три сосны и делаем настил. На эту площадку в полиэтиленовых мешках складываем груз. Со стволов деревьев снимаем кору, чтобы не смогли забраться медведи. Внизу посыпаем и поливаем припасёнными заранее махоркой и керосином и возвращаемся в свой лагерь. Опережая события, скажу, что через две недели обнаружили свой груз в целости и сохранности.
Отсюда началась горная часть нашего похода, полная сюрпризов и неожиданностей. Здесь необходимо ещё одно небольшое отступление. Надо коротко рассказать об уникальном своеобразии этого горного района. При в общем-то, небольшой абсолютной высоте местных хребтов и вершин (пик БАМ свыше 3 км) они представляют собой серьёзные, грандиозные препятствия. Если в других горных районах хребты не только высоки, но и широки, и долины между ними располагаются на приличной высоте, то здесь долины лежат на небольших высотах (400-600 м), и узкие скальные гребни вздымаются над ними с перепадами высот в два и более километра, почти отвесно. Куда ни глянешь – мрачные, изрезанные стены, уходящие далеко вверх, где висят каровые небольшие ледники и откуда срываются бесчисленные водопады. Стены спускаются вниз несколькими уступами (ригелями). Сброс почти отвесный на 400-500 метров, горизонтальная площадка шириной десятки метров с висячими болотами и зарослями стланика. Затем снова сброс и снова ригель. И так до самого дна долины, заросшего непроходимой тайгой и непролазным кедровым стлаником. Верхние части гребней изрезаны причудливыми башнями, которые торчат из облаков, как крепостные стены. Район этот очень сейсмоопасный, землетрясения здесь не редкость. Поэтому гигантские скальные блоки держатся на «честном слове».
Только затронь – и грохот камнепада вызовет ответную канонаду с соседних склонов, и грохот будет катиться на дно долины, где сменится грохотом ручьёв и водопадов. Необходимо учитывать и так называемое «морозное выветривание». Сильные зимние морозы до 50-ти градусов и сильные ветра разрушают поверхность скал. Монолитная с виду скала покрыта чешуёй, которая осыпается под руками и ногами, как старая штукатурка. Это требует особого внимания при выборе точки опоры и особой техники скалолазания.
Не менее своеобразны и перевалы в этом районе. Большинство из них, по сути, являются односторонними. Выбираешься по более-менее доступному склону на седловину, а по ту сторону – отвес на десятки и сотни метров. Надо идти по гребню в сторону (иногда на очень приличное расстояние), пока не наткнёшься на склон, по которому можно спуститься. И над всем этим – бездонное небо такой синевы, какую мне не приходилось видеть в других местах. А какие там облака, какие закаты! Передать их красоту не в состоянии ни слова, ни фотоплёнка. Мне повелось побывать во многих районах тогдашнего «нерушимого» Союза, но нигде я не был так очарован природы, как на Кодаре. До этого мне казалось, что нет ничего красивей Центрального Саяна (не зря я там побывал 7 раз), но красоты Кодара затмили всё виденное мной до этого!
Вот мы и в долине Среднего Сакукана. Очень красивая долина, но и очень мрачная. В сороковые годы прошлого века здесь добывали уран для первой советской атомной бомбы. В долине стоит небольшая группа геологов. Они оконтуривают район месторождения. По их рассказам, это месторождение уникально процентным содержанием урана в руде. Это было одним из «козырей» при решении вопроса о необходимости строительства БАМа. Ниже их лагеря расположен почти сохранившийся целым лагерь ГУЛАГа: бараки, колючка, вышки. В сороковые годы эшелоны зэков везли до северной точки Транссиба – станции Могоча. Здесь на пересылке комплектовали этапы из тысяч заключённых и гнали их по зимникам, пока замёрзли болота и реки, на север, за 700 километров. Из тысяч бедолаг до места добирались сотни. Оттуда не возвращался практически никто – ни вохровцы, ни зэки. То, чего не доделывали морозы, скотские условия жизни, голод и т. п., довершала радиация. По образному выражению геологов, в окрестных штольнях костей больше, чем руды. Над ледником Нины Азаровой видна пирамида пика БАМ. Красиво и внушает уважение. Его фотография, сделанная через окуляр бинокля, до сих пор висит у меня на стене. Рыбы, ягод, грибов полно. Подстрелили торбагана (черношапочного сурка), мясо действительно очень вкусное.
В долине реки Ледниковой наблюдаем воочию редкое явление. Недалеко от нас с отвесного уступа срывается грязекаменный поток – сель. Грохот стоит ужасающий. Грязная дамба перегораживает реку плотиной, быстро образуется озеро, прорывает дамбу и снова шум, грохот камней и т. д. Природа не замолкает ни на мгновение. Нам надо пройти вниз по Ледниковой примерно 12 километров, но каких километров!
Двух, трёхметровый кедровый стланик с ветками толщиной в руку образовал такой «обезьянник», что преодолевать нам его пришлось целый день. Наконец, обессиленные, добираемся до устья речки, бегущей с перевалов Новосибирцев и Челябинцев. Здесь небольшая полянка, кострище и под ногами толстый слой рыбьих голов, костей. Ясно, что надо разматывать удочки. Короткий промежуток времени – и рыбы столько, что появляется сомнение: съедим ли?
Река Чара
В порядке небольшого отступления расскажу о том, как в тайге ловят рыбу. Я не буду говорить о сетях, перемётах, корабликах и тому подобных приспособлениях для заготовки рыбы. Сам я не рыбак и даже не рыболов-любитель. В нормальных «человеческих» условиях меня невозможно затащить на рыбалку. Но в тайге рыбалка это не хобби – это возможность разнообразить рацион и способ восполнить недостающий запас продуктов, которого всегда мало в тяжеленных неподъёмных рюкзаках. Поэтому рыбалка в таёжном походе – это не развлечение, а обязанность. Чаще всего в тайге ловят хариуса на искусственную мушку. Берётся рыболовный крючок № 8-10. На него привязывается клок волос из-под мышки или из паха (они не так быстро намокают). Обматывается это ниткой. Со стороны лески делается «голова мухи», со стороны крючков – «крылья». Лучше сделать несколько мушек с нитками разных цветов. Вот и всё. Нужен ещё кусок лески и любая палка, срубленная на берегу. Ни поплавок, ни грузило не нужны. Находишь в речке подходящее место (устье ручья, яма в порожке, перекате ниже валуна) и забрасываешь мушку вверх по течению, подёргивая леску так, чтобы мушку несло течением по поверхности. Вот и вся премудрость. Есть ещё и более уловистый «бурятский способ», но о нём расскажу как-нибудь в другой раз.
Руководитель группы Валерий Косогоров «Борода»
А пока продолжу рассказ о нашем горном походе. Многочасовое лазание по крутым склонам вывело нас в верхний цирк очередного перевала. Низкая седловина обрывается в цирк отвесной стеной. Взбираемся по крутому склону намного левее и намного выше седловины. Вот, наконец, и разрушенный гребень. Спуска на ту сторону нет. Идём по гребню в сторону понижения и натыкаемся на осыпной кулуар, идущий вправо, вниз и заворачивающий за скальную стенку. На повороте видим кусок скалы, который как пробка, затыкает кулуар. На гребне хребта разбросанный каменный тур и растоптанная банка, в которой обычно туристы оставляют записку. Кругом видны свежие медвежьи следы. Ругаем косолапого за то, что сожрал нашу записку, и начинаем спуск по осыпи. Когда подошли к камню-пробке, из-под него вдруг выскочил небольшой гималайский медведь, весь чёрный с белой манишкой на груди. Он бросается вниз, а мы свистим и улюлюкаем ему вслед. Кулуар выводит нас на горизонтальный ригель, повисший высоко над дном долины. Это полка в несколько десятков метров шириной, покрытая зарослями голубики. Сбрасываем рюкзаки и продолжаем обсуждать встречу с косолапым. Как всегда в таких случаях, ружьё было заряжено дробью, а фотоаппараты лежали в рюкзаках. Внезапно кто-то из нас, округлив глаза, прошептал: «Посмотрите назад!»
Воцарилась тишина. На той же террасе, недалеко от нас, пасутся в голубике три громадный бурых медведя. Ветер в нашу сторону, они нас не чуют, а зрение у медведей не очень хорошее. Рыжая шерсть до земли, размером с хороший трактор, они медленно движутся по склону. Какое там ружьё, какие фотоаппараты? Мы сидим ни живые, ни мёртвые, затаились и молим небеса, чтобы медведи прошли своей дорогой.
Впоследствии знающие люди рассказали, что нам посчастливилось встретить реликтового медведя, чуть ли не ровесника мамонта. Зоологи организуют специальные экспедиции, чтобы обнаружить и изучить его, не всегда успешные. А вот на эвенков, на перевале с Бургая на Тору, наш рассказ о виденных чудищах не произвёл никакого впечатления: «Да, знаем, что они там живут, но мы на них не охотимся, у них мясо не очень вкусный!»
Сбросив высоту, выходим в широкую плоскую долину Бургая. Вся долина покрыта плоской широкой наледью, тянущейся на много километров. Идти по чистому льду сплошное удовольствие. Обдувает ветерок, нет гнуса. Я намеренно не касаюсь в своём описании полчищ гнуса, этого бича таёжных походов. природы, взаимовыручка товарищей, новизна и непредсказуемость впечатлений отодвигают на задний план этого неизбежного «спутника» в дальних походах.
Преодоление очередного перевала
Вот и наша «заброска». Всё в целости и сохранности. На этом высокогорная часть нашего маршрута заканчивается. Позади километровые стены, торчащие из облаков отвесные башни, многометровые водопады, россыпи альпийских цветов.
Осталось перейти несколько менее высоких хребтов, и вдоль реки Тора спуститься к порогам на реке Чара, по которой мы решили сплавляться на север. Кругом бескрайняя тайга, озёра, бурные реки. Пейзажи такие, что захватывает дух, а плёнка в наших фотоаппаратах исчезает метрами. На одном из водоразделов встречаем чум эвенков-оленеводов. Для нас это первые люди, встреченные на маршруте. Для них это тоже очень важное событие в их кочевой жизни по безлюдным местам. Удивительно, как они приспособлены к суровым местным условиям. Как мало им надо для того, чтобы чувствовать себя счастливыми! За чумом в вечной мерзлоте вырыта неглубокая яма. Там, покрытая ягелем, хранится порубленная на куски туша медведя, подстреленного на днях тринадцатилетним сыном хозяина. Весь вечер не умолкают разговоры. Как просты и бесхитростны эти дети природы, как чисты их помыслы и поступки! На прощанье они нагружают нам приличный кусок медвежатины. У нас нет ничего такого, чем мы могли бы их достойно отблагодарить. Отдариваемся батарейками, лапочками к фонарикам, пустыми флягами и освободившимися полиэтиленовыми мешками и пакетами. В те годы в этих местах это была большая «диковинка». Расстаёмся довольные друг другом. Начинаем движение к реке Чаре.
В кедровых стланиках
Через день выясняется, что одна из наших хохлушек Галина не может дальше идти. У неё от долгого хождения по кочкам, осыпям, болотам разнесло голень правой ноги. Ботинок не налезает, ступать она на неё не может. О том, чтобы снова углубляться в горы, не может быть и речи. После долгих дебатов решаем идти на север, к озеру Ничатка. По нашим сведениям, там должна быть метеостанция, а значит и связь с Большой землёй. Из тряпок, полиэтилена, репшнуров делаем Галине подобие сапога, сооружаем импровизированные костыли, забираем рюкзак и движемся на север. Через реки, курумники и в других сложных местах переносим её на себе, и на пятый день выходим к озеру Ничатка. Длина его более тридцати километров, ширина – от двух до пяти километров. На том берегу видны домики метеостанции. Разжигаем дымный костёр и стреляем в воздух. Вскоре оттуда отчаливает моторка и несётся к нам. Ещё какое-то время – и нас радостно встречает троица бородатых метеорологов. Взаимной радости нет границ. Разговоры не умолкают до утра. Утром по рации получаем консультацию врача. Галке дальше идти нельзя. За ней прилетит санитарный вертолёт (вот что значит социализм!), но когда он прилетит – неизвестно. На общем совете решаем обеих хохлушек оставить метеорологам, к взаимной радости и тех и
других, а самим продолжать прерванное путешествие. Метеорологи подвозят нас на моторках в восточный конец озера, где из него вытекает река Сень, вдоль которой мы планируем дойти до реки Чара. Тепло прощаемся, и снова бескрайняя тайга, безлюдье, красоты и тяжкий труд под рюкзаками.
Встреча с геологами
Звериная тропа идёт верхом по хребтам, частенько её теряем, и приходится идти вдоль речки, закладывающей вензеля между скалистых берегов. Через несколько дней выходим в широченную долину Чары. На нашем берегу леса, пригодного для постройки деревянного плота, мало. Вдруг слышим гул мотора, машем руками, и к нам подплывает моторка с охотниками-якутами. Это отец и сын. Сын недавно демобилизовался из армии и кое-как говорит по-русски. Без долгих уговоров они перевозят нас через реку к устью правого притока и растворяются в речной дали. Ну, вот и закончилась горно-пешеходная часть нашего путешествия. Дальнейший наш путь лежит на север по своенравной и красивой Чаре.
Вышли мы на реку намного ниже основных порогов, но это нас не особенно расстраивает, так как приключений и трудностей нам досталось немало. Впереди несколько несложных порожков, перекатов, прижимов и в устье реки Жуя – поселок Усть-Жуя, где по описаниям есть почта, магазины, больница и, главное, авиасвязь с Большой землёй. До Усть-Жуи примерно 200 километров, и там мы планируем закончить наше затянувшееся путешествие.
Почти месяц в горах, тайге. Мы изрядно отощали и обессилели. Находим место для строительства плота, сооружаем стапель, на котором будем его строить, разбиваем лагерь и расходимся по тайге в поисках подходящего сухостоя. Хорошие деревья находим вверху притока, кипящего от хариуса. Осталось свалить, отпилить 8 подходящих брёвен и по притоку сплавить их к месту строительства. Остальной материал найдём вблизи лагеря. Половина дела сделана. Брёвна свалены, очищены от сучьев, отпилены нужной длины. Осталось подтащить их через бурелом к месту сплава, но силёнок шестерых отощавших мужичков для этой работы маловато. Готовим обед из рыбы в разных вариантах, думаем.
Спуск плота на воду
Внезапно на Чаре появляется катамаран. Заметив дым нашего костра, группа подплывает к нашему лагерю. Здороваемся, сразу говорим о своей проблеме, просим помощи. Внезапно с середины катамарана доносится голос: «Ну, как же, Борода, тебе да не помочь!» Оторопелый, бросаюсь туда. Мне навстречу с улыбкой до ушей идёт Давид, с которым за несколько лет до этого мы хлебнули много приключений в Центральных Саянах, сплавлялись вместе по Хамсаре и Бий-Хему. Потом судьба разбросала нас по разным городам, и мы несколько лет не слышали друг о друге. И вот такая встреча посреди тайги, в Якутии, да ещё в год, когда из-за авиапроблем в том районе практически не было туристов. Их шестёрка из Донецка. Залетали они в Чару по одному человеку с грузовыми рейсами. Пропуском служила канистра спирта, предусмотрительно захваченная с собой. Объятиям, разговорам нет конца.
Общими усилиями вытаскиваем брёвна к воде, и мужики налегают на вёсла. Они тоже плывут до Усть-Жуи, опаздывают из-за того, что залетали почти неделю. Это была единственная тургруппа, которую мы повстречали в том походе, а Давида я больше никогда не видел. Вот такие фортели преподносит иногда судьба.
Нынешнее поколение туристов, избалованное байдарками, катамаранами, надувными плотами и рафтами, имеет очень смутное представление о том, что такое деревянный плот на ронжинах, с саянскими гребями и выносными подгребицами. Сейчас мало кто знает, как на таких плотах плавать, и ещё меньше – кто знает, как такие плоты строить. Да и в те годы я с недоумением смотрел на главарей нашей маршрутной комиссии Г. Г. Горбуна и Т. Т. Мартыненко, не выдававших нашей группе перед сплавом по Агулу маршрутную книжку под тем предлогом, что в нашей заявочной книжке не указаны гвозди! Какие гвозди? Куда они собирались их себе вколачивать? Для меня это до сих пор большая загадка!
Через полтора дня наш мощный «корабль» уже нёсся вниз по очаровательной реке Чаре. Река оправдывает своё название. По берегам отвесные причудливые скалы, по не уступающие знаменитым Ленским столбам. Просто на Лене их видно с борта теплохода, а сюда дано добраться не каждому. Вода большая, течение приличное, 200 километров до Жуи проплыли за несколько дней. Вот и устье. А где же обещанный посёлок с цивилизацией и авиасообщением? На берегу две моторные лодки и полотняная палатка. Трое мужиков заготавливают сено. И всё?!! Выясняется, что золотоискатели перерыли здесь всё и угнали драги вверх по Жуе на 80 км.
Вниз по Чаре-реке
Там теперь и золотой прииск Перевоз, и посёлок туда перевезли, и связь с Большой землёй теперь оттуда. Что делать? Продукты, отпуска кончаются. Плот против течения не поведёшь. Косари согласны взять с собой двух-трёх человек в Перевоз. А остальные? Вниз по Чаре до Олёкминска ещё несколько сот километров! Опять советы, споры, варианты. Наконец, принимаем вынужденное решение. Трое украинцев, отпуска которых уже закончились, едут с косарями в Перевоз, чтобы поскорей добраться до самолёта, а мы трое: я, Гена Артамонов и мой лучший и старейший друг из хохлацкой команды Юра Ерохин поплывём дальше на север, куда вынесет река Чара. Немного переделываем плот. Он большой, а нас только трое. Устанавливаем посреди плота настил, на котором растягиваем палатку. На корму насыпаем щебёнку и устанавливаем кострище. Заготавливаем дрова и в путь!
Река очень широкая. После приёма Жуи рыба в реке ловиться перестала. В верховьях Жуи работают драги, и Жуя вливается в Чару мутным потоком. Утром, как только рассеивается туман, отталкиваемся от берега и отдаёмся во власть течения. Все дальнейшие хлопоты: приготовление пищи, умывание и т. д. делаем на ходу. Течение приличное, надо только следить, чтобы не сесть на мель. Гнуса нет. Умудряемся греться на солнце и загорать. Тишина первозданная. Малейший звук разносится по реке на километры. Одна красивая панорама сменяется другой, ещё более красивой. Иногда, выплыв потихоньку из-за поворота, видим неожиданные картины. То марал пьёт из реки воду и, подняв рога, обалдело смотрит на нас, прежде чем ломануться в чащу. То глухари ходят вразвалку по прибрежному галечнику, выбирая и заглатывая мелкие камешки. Они им помогают перетирать пищу. Столбы стоят по берегам многокилометровыми стенами. Отпуска у нас уже кончились, продукты тоже. Если не это, то лучший отдых придумать невозможно. Вечерами причаливаем к берегу, заготавливаем грибы, ягоды, дрова и утром снова в путь. Через несколько дней снизу по реке слышим какой-то промышленный шум. За очередным поворотом открывается неожиданная картина. На воде стоит буксир, а вдалеке на суше – баржа-самоходка. На берегу суетятся люди, тракторы. Оказывается, баржа шла вверх по течению с грузом для прииска на Жуе. На ночь стали на якорь, а утром проснулись в нескольких сотнях метрах от реки. За ночь уровень воды резко упал, и река ушла. Это и нам предупреждение. Плывём дальше, так как речникам не до нас.
Ловля хариусов
Ещё через день начинается мелкий дождь со встречным ветром. Прячемся в палатку. От дождя и ветра по реке рябь, и определить, где русло, а где мель, невозможно. Неожиданно наш «корабль» крепко садится на мель посредине реки. До берегов сотни метров. Попытки сдвинуть плот с помощью гребей и шестов не дают эффекта. Остаётся сидеть в палатке и надеяться, что от дождя уровень воды когда-нибудь поднимется. После нескольких часов томительного безделья вдруг слышим гул мотора. Сверху несётся моторная лодка. Причаливают к нам. Короткий разговор, все пожитки летят в палатку, палатка берётся за углы и сваливается в лодку. Следом переходим и мы сами. Нет, нам всё-таки удивительно везёт! Через пару часов нас выгружают в маленьком таёжном посёлке Бясь-Кюель. Здесь есть почта, магазин, но нет никаких шансов отсюда выбраться. На карте этот посёлок обозначен точкой посреди громадной Якутии. Отправляем с почты телеграммы на работу с просьбой дать отпуска без содержания «до неизвестно когда».
Русскоговорящих в посёлке мало, в основном эвенки и якуты. Случайно узнаём, что на правом (противоположном) берегу Чары в тайге располагается геологоразведочная партия Токко. Возвращаемся к реке, ищем возможность переправиться. Наш чудесный корабль остался где-то далеко посреди реки. Появляется моторка с супружеской четой полупьяных якутов. Соглашаются перевезти нас на тот берег за отдельную плату. Грузимся. На дне лодки сидит изрядно поддавшая леди: «Вы кто? Геологи? Я тоже когда-то была геоложкой!» Переезжаем на тот берег. Помимо обусловленной платы, якут потребовал оставить ему и полиэтиленовые накидки, которыми мы укрылись от дождя. К этому надо добавить, что за всё время путешествия от Читы до Якутска это был единственный случай, когда нам пришлось что-то заплатить. Во всех остальных случаях, включая и перелёты на вертолётах, предложение об оплате вызывало недоумение и обиду в наш адрес!
Разбитой лесной дорогой приходим в лагерь геологов. Добротные деревянные дома, такие же тротуары, столовая вертолётная площадка. Лагерь строит и обживает большая бригада из Днепропетровска. Недалеко находится открытый угольный разрез. Многометровый пласт высококачественного антрацита лежит прямо на поверхности. Подгоняют самосвал прямо к отвесу и ломами, лопатами наваливают в кузов качественный уголь.
С пойманным уловом
Появление из тайги трёх заросших, оборванных, полуголодных туристов вызывает в лагере переполох. Нас ведут в баню, столовую и устраивают в отдельной комнате рядом со столовой. Три дня мы ждали грузовой вертолёт, и всё это в основном ели и спали. Наконец, прилетает здоровенный МИ-6А и нас тепло провожает, чуть ли не всё население посёлка. В полёте общаемся с экипажем, рассказываем им о своих приключениях. Ребята очень душевные, как и большинство жителей-работников таёжной глуши. Вот и Олёкминск. Выгружаемся и идём в деревянный дом, служащий аэровокзалом. Там битком набито народом. Конец августа, полоса размыта и улететь на Большую землю мы сможем не раньше, чем через две недели. Обескураженные, выходим на улицу. Навстречу идут пилоты, привезшие нас от геологов. Обрисовываем им ситуацию. «Единственный, кто вам сможет помочь – это «адмирал флота» – говорят они.
Здесь опять необходимо небольшое отступление. На старых магнитофонных записях концертов А. Городницкого есть рассказ об истории написания песни «Кожаные куртки». Вкратце суть его такова. Как-то зимней полярной ночью он с друзьями застрял из-за непогоды в маленьком северном аэропорту. Начальником аэропорта был легендарный лётчик-ас. Судьба неоднократно поднимала его вверх, потом, после очередного проступка, также резко сбрасывала вниз. То он на спор посадит самолёт на шоссе, то повторит какой-либо трюк Чкалова. Городницкий от скуки написал новую песню и в 2 часа ночи пошёл к этому человеку-легенде, чтобы посмотреть реакцию первого слушателя. Прослушав песню, начальник совершил очередной проступок. Он нажал все тревожные кнопки. Какие были у него в кабинете, и сбежавшимся по тревоге полусонным работникам аэропорта велел немедленно разучивать новую песню.
Напомнив нам эту историю, пилоты сказали, что сейчас этот человек-легенда работает на аэродроме Олёкминска начальником грузовых перевозок. Зовут они его между собой «адмирал флота», так как дважды в год, в День гражданской и военной авиации, он изрядно напивается, и его возят в открытом «ГАЗике» по аэродромному полю. А он, стоя с вытянутой рукой в кузове, «принимает парад».
Показывают мне неказистый домик, где он сидит, и я бросаюсь к нему. Маленькая комнатка в два стола. За одним столом сидит женщина, видимо, бухгалтер. За другим, уставленным рациями, сидит коренастый, жилистый с красивым интеллигентным лицом. «Что надо?» – спрашивает он. «Торчим, как вилка в ж…!» – отвечаю я. «Хорошая фраза!» – говорит он. Уяснив наше улететь на Запад, он показывает в окошко на вертолёт МИ-8 и говорит: «Бегите к нему. Полетите на Восток!» Пока мы подходим к вертолёту, в нём открывается дверь и спускается лестница. Это для нас. Через несколько минут вертолёт берёт курс на Якутск. По рации пилотам сообщают, кто мы и в каких переплётах побывали, да и внешний наш вид говорит сам за себя. Юрий долго переписывался с «адмиралом воздушного флота», но с годами связь прервалась. Вот и Якутск. Парикмахерская, ресторан и билеты на ТУ-104 в Москву.
В Москве расстаёмся. Юрий едет к себе в Кременчуг, а я с Артамоновым – «Сурой» в Пензу. На работе – привычная взбучка за опоздание из отпуска. Но все уже настолько привыкли к тому, что вовремя из отпуска я никогда не возвращаюсь, поэтому взбучка носила чисто символический характер. Девчонки на метеостанции пять дней ждали санитарный вертолёт и добрались домой вовремя и нормально. Дольше всех добирались те трое, что поехали с косарями вверх по Жуе. На прииске они две недели ждали самолёт до Иркутска, а оттуда добирались поездом, т. к. спешить было уже бесполезно. Вот так закончилось моё путешествие в Кодар. А сколько было их, подобных этому? Я пока не считал. Если вам будет интересно, расскажу ещё о каком-либо из них.
Валерий Косогоров — «Борода».
«Кодар — это сказка, не спасет и каска» — изрек после очередного первопрохождения перевала в походе по Кодару в 1989 году Александр Игнатьев. Страна далекая, суровая, но прекрасная. В таком походе туристу необходимы и . Этих качеств помогут добиться натуральные препараты ЛЕВЕТОН-ФОРТЕ и ЭЛТОН-ФОРТЕ.
